И Ксюше, вот совершенно, не хотелось сопротивляться! Более того, не то чтобы она готова была признать это громко и вслух, но Ксеня, уже за эти несколько мгновений, оказалась возбуждена до такого предела, о котором и не знала никогда! До звона в ушах, жаркой и вязкой слабости в ногах, и предательской, дикой влажности белья. Не отличаясь обычно настолько взрывным темпераментом, Ксюша уже была готова для него.
И еще до поцелуя, если откровенно. Для того, чтобы настолько слететь с катушек, ей хватило и одних слов… И дело тут, наверняка, было как раз в говорившем.
К счастью, руки Лени держали настолько крепко, что можно было не опасаться за дрожащие колени и свое равновесие, полностью опереться на мужчину, желавшего ее с не меньшей нуждой, очевидно. Она слишком хорошо ощущала, что и он возбужден очень сильно. И данный факт никак не помогал саму себя призвать к здравому смыслу, хотя бы вспомнив, что они у нее на работе, и в любой момент может зайти непосредственный босс Ксени. Не говоря уже о муже… По правде сказать, она в тот момент вообще не помнила ни о Максе, ни о разводе, ни даже о следователе. Пожалуй, впервые в жизни ее настолько выбросил из реальности один поцелуй… или это уже можно считать сексом?
— И да, сладкая моя, — почти не отрываясь от ее рта, вдруг замер Леня, щекоча губы Ксюши своим дыханием и хриплым шепотом слов. — Я планирую помогать решать твои проблемы, и даже не думай, что откажусь от этого права только потому, что ты считаешь себя обязанной никому не усложнить жизнь и на грамм. Я хочу тебе помочь, и мне это кажется вполне нормальным желанием. Потому что и я не уверен, что смог бы вспомнить, накрывало ли меня хоть в раз в жизни подобным образом, — он смотрел ей в глаза, говоря все это.
Губы на губах. И она прижата к нему так крепко, что слышит, как стучит сердце в груди Леонида. Потому ли даже мысли не возникло усомниться в его честности? Слышала, ощущала его, бухающее за ребрами, сердце, будто свое собственное.
Максим приехал, когда они все почти закончили обед. Зашел в кабинет без стука с недовольным и злым лицом, словно сразу собираясь всем показать, что его никому не позволено безнаказанно отрывать от «важных дел». И, кажется, оторопел от картины, как Ксюша, Леонид и Александр, расположившись вокруг кофейного столика, доедают десерт…
Да, в этот раз ей не дали поблажки. Ксюше пришлось съесть и рыбу, и картошку, и салат. А теперь вот, поглощать кусок шоколадного торта… Ну, хорошо, «пришлось» — не то слово. Но картошка… Господи! Да она даже не вспомнила бы, сколько лет в принципе этот овощ в рот не брала! Это же страшный бич любого, кто хоть как-то следит за правильным питание и своим весом!
Ее услышали?! Где там! Сначала оба мужчины так расхохотались, что едва не перевернули лотки со своими порциями. А потом Леня сам наколол картофелину этой ужасной одноразовой пластиковой вилкой, которыми рестораны снабжали еду на вынос, и поднес к ее губам.
— Тебе врач велела, Ксеня, помнишь? — с безумно теплыми и немного лукавыми искорками в глазах, напомнил мужчина.
Она же, глядя ему в глаза, могла вспомнить только о том, как они целовались здесь десять минут назад, и едва успели перевести дыхание к тому моменту, как Ольшевский ввалился в кабинет с пакетами, полными этих самых судков.
— Я не могу, серьезно, — тихо покачала головой, почти физически ощущая боль. — Я годами приучала себя к мысли, что существуют продукты, которые просто нельзя есть, понимаешь? Как наркотики… Картошка, колбаса, чипсы… Это просто недопустимо. И я все еще не простила себе бутерброды на дне рождения Жени, — потерянно хмыкнула.
Александр закатил глаза и фыркнул, но вежливо сделал вид, что не замечает всех тех фейерверков, проскакивающих между ней и Леней, которые они, — матерь божия! — вообще не в силах скрыть. И она была благодарна начальнику за эту «слепоту», правда. Леня же просто молча слушал, никуда не убирая этот треклятый картофель!
— При мысли, чтоб это взять в рот, меня трясет и выворачивает, — с отчаянием, которое не могла скрыть, призналась Ксюша, понимая, что от ее слов попахивает «клиникой».
Черт! Этот мужчина впервые за многие годы заставил ее задуматься, что нечто не так с подобным подходом к еде. Ксюша как-то уж слишком зациклена на контроле над тем, что именно попадает в ее рот. Маниакально. На подобие тех фриков, над которыми сама посмеивалась, периодически просматривая по кабельному серии «Помешанных на чистоте». Люди, которые не могли лечь спать, не отдраив самое маленькое пятно на кухне и трижды не пройдясь тряпкой с хлоркой по каждому шкафчику; ежедневно не сменив простыни на матрасе. Да и сам матрас не обработав паром… Серьезно? Когда она успела стать такой… помешанной на еде? Если отстраниться и глянуть со стороны, как смотрели сейчас ее сотрапезники, то это, наверняка, было слишком похоже на «поехавшую крышу». И ей не было комфортно от такой мысли… А дочке она какой пример подает?