Нефритовые четки

– Или же, что скорее всего, обнаружится отсутствие какой-либо бомбы. – Холмс усмехнулся. – В отличие от мсье дез Эссара я не слишком склонен доверять честному слову проходимца. «Продиагностировав» подвал, я дам нашему клиенту гарантию, что никакой адской машины не существует. В доказательство своей правоты я встречу новый год в доме, а завтра с утра мы займёмся поимкой Люпена.

– Браво, Холмс! Не знаю, как остальные, но я останусь с вами. Я видел в винном погребе ящик отличного шампанского!

Рассмеявшись, он потрепал меня по плечу и посерьёзнел.

– Что ж, за дело. Пойдите в комнату и достаньте из моего кофра фонендоскоп. Он в чёрном кожаном футляре. Несите осторожней, мембрана очень хрупкая. Я же, чтоб не терять времени, отправлюсь обратно в подвал и помечу все подозрительные места. Не хотел этого делать при мистере Фандорине – чтоб не облегчать ему задачу. И ещё одно. Прихватите, пожалуйста, вот это.

Холмс со смущённой улыбкой изобразил смычок, порхающий над скрипкой. Я понимающе кивнул.

Одна из идей, которые мой приятель почерпнул в эпоху своих странствий по Востоку, заключается в том, что работе рассудка лучше всего содействует гармоничное состояние души. Достичь этого проще всего при помощи музыки. С некоторых пор, даже отправляясь на расследование в отдалённые места, Холмс частенько стал брать с собой скрипку – она помогает ему впасть в должное настроение. Поначалу эта привычка казалась мне странной, но со временем я стал находить в ней своеобразную прелесть.

Итак, мы расстались. Холмс спустился вниз, я поднялся на второй этаж.

Из-за двери наших соседей доносился ровный голос Фандорина, расхаживавшего по комнате и что-то втолковывавшего своему ассистенту. Я разобрал звучное слово «etorass» – право, не знаю, что оно означает. Стало жаль доморощенного детектива, вздумавшего конкурировать с Шерлоком Холмсом.

В походной лаборатории моего друга было полным-полно всякой всячины: химикаты, набор для грима, комплект для дактилоскопирования, какие-то приборы, непонятные инструменты. Чёрный кожаный футляр с эмблемой фирмы медицинских инструментов «Пиллинг и сын» я обнаружил нескоро. Он лежал между связкой отмычек и коробкой револьверных патронов. Открыл, проверил. Да, это был мой старый фонендоскоп. Прихватил в другую руку скрипку.

Мой великолепный чемодан в своём скромном клетчатом футляре так и стоял нераспакованным. Я подумал, что переоденусь позже, к полуночи – кажется, нам будет что отметить и помимо Нового года. Так и представил себе эту картину: мы с Холмсом безмятежны, остальные нервничают, а то и вовсе сбежали. Бой часов, у меня против воли на миг замирает сердце – а что, если мой гениальный друг всё-таки ошибся? Превосходная мизансцена!

По крутым ступенькам лестницы я шёл очень осторожно, остро сознавая весь груз ответственности. Не хватало ещё уронить фонендоскоп и разбить мембрану – это провалило бы все расследование.

Я благополучно достиг первого этажа, спустился ещё на пол-пролёта, и вдруг во всём доме погас свет. Как я уже писал, электричество отключалось и прежде, но всякий раз не долее чем на несколько секунд, поэтому я остановился и решил подождать.

Однако прошла минута, другая, а лампы всё не загорались. У меня в кармане лежали спички, но как их достанешь и зажжёшь, если в одной руке скрипка, а в другой футляр с драгоценным фонендоскопом?

Делать нечего. Я осторожно нащупал ногой следующую ступеньку, потом другую. А на третьей поскользнулся и с ужасающим грохотом полетел вниз.

Очень больно ушиб предплечье и ударился лбом так, что на какое-то время оглох и ослеп – хотя последнее утверждать наверняка не берусь, поскольку в кромешной тьме и так было ничего не видно.

Потом свет зажёгся, и я обнаружил, что лежу на полу. Футляр со скрипкой отлетел в одну сторону, футляр с фонендоскопом в другую и раскрылся. Резиновые трубки беспомощно свисали со ступени, словно мёртвые стебли.

Я схватился за голову.

В этом жалком положении и застал меня Холмс, прибежавший из подвала на шум.

– Ничего не сломали? – быстро спросил он.

– Кроме фонендоскопа, – прерывающимся голосом ответил я и зажмурился – на меня обрушился весь ужас содеянного.

Холмс опустился на корточки и несколько секунд шарил рукой по ступенькам. Поднял несколько мелких стеклянных осколков, вздохнул. Вытер пальцы платком.

Однако вид у него был не убитый, а скорее задумчивый.

– Что ж, это, пожалуй, было бы нечестно – расследовать последнее преступление девятнадцатого века, используя технологию двадцатого, – философски сказал он. – Будем действовать по старинке. Но для начала обретём гармонию.

Холмс достал скрипку, проверил, цела ли она. Удовлетворённо кивнул и вынул из того же футляра сборник нот – небольшого формата, но довольно толстый. Открыл наудачу первую попавшуюся страницу.

– Хм. Каприз Паганини. Значит, дело будет нервным, но скоротечным.

Он называл гадание по нотам «камертоном расследования» и придавал этому ритуалу большое значение.

Сыграл несколько головокружительно порывистых тактов и оборвал мелодию, вновь стал перелистывать страницы сборника.