Нефритовые глаза

Женщина пыталась успокоить отчаявшуюся мать, но Фрэнсис едва слышала слова утешения, обращенные к ней, – она напряженно вглядывалась в толпу в надежде, что Питер, здоровый и невредимый, вот-вот появится. Фрэнсис боялась и думать о том, что она может никогда больше не увидеть своего сына. Она столько раз слышала истории о том, как настоящие отцы похищали своих детей и увозили их за границу… И вот теперь подобное могло случиться с Питером. Эта мысль ужаснула Фрэнсис. Если это действительно произойдет, винить она сможет только себя – ей надо было уже давно рассказать Норману о воскрешении Диего.

– Питер! – пронзительно закричала Фрэнсис, увидев идущего к ней навстречу сына с довольной ослепительной улыбкой на устах.

Фрэнсис бросилась к Питеру и крепко сжала его в объятиях. Слезы радости бежали по ее лицу, туманной дымкой застилая глаза, но она не обращала на это внимания.

– Никогда больше не делай так! Ты меня слышишь?! – сквозь слезы восклицала Фрэнсис. А затем, продолжая рыдать, повернулась к женщине, все так же сидевшей за столом и с нежностью наблюдавшей за сценой встречи матери и сына, и сказала: – Спасибо вам большое. И простите меня… Я не смогла сдержать своих чувств.

– Все в порядке, миссис Феллоус, – весело ответила женщина. – Так всегда бывает: матери переживают больше, чем их дети. И где же вы пропадали все это время, молодой человек? – обратилась она к Питеру. – Я вижу, вы успели кое-что приобрести в нашем магазине?

Только сейчас Фрэнсис заметила у Питера в рунах большую коробку, наполовину высовывавшуюся из зеленого пакета с фирменным знаком магазина. В первый момент она подумала, что Питер, должно быть, уже сам купил себе ботинки. Но коробка казалась слишком большой, и к тому же у него не было денег.

– Это подарок. Видеокамера, – просиял Питер.

– Должно быть, сегодня у тебя счастливый день, – улыбаясь Питеру на прощание, сказала женщина.

– Подарок от кого? – строго спросила Фрэнсис, как только они остались одни.

– От того мужчины, что спас нас в Спайтелфилде. Он подошел ко мне и сказал, что очень рад видеть меня снова. Спросил, как ты себя чувствуешь…

– Что еще он говорил тебе? – прервала его Фрэнсис.

– Ничего особенного. Он сказал, что за свою храбрость я заслужил подарок, и спросил, не хочу ли я видеокамеру. Можешь себе представить? Он невероятно богат!.. Как раз в тот момент, когда он уже расплачивался, я услышал объявление. „Твоя мама разыскивает тебя. Ты не должен заставлять ее ждать. Передай ей, чтобы она берегла себя и что я позвоню ей на следующей неделе", – сказал он и испарился. Что ты обо всем этом думаешь?

– Не знаю, дорогой. Но я надеюсь, ты помнишь, что мы с отцом просили тебя не разговаривать с незнакомыми людьми, особенно после того, что случилось.

– Но он же не незнакомый, мам! Я же встречал его раньше, а кроме того, он спас нас. Он хороший.

– Давай договоримся, Питер, ты будешь делать то, о чем я тебя попрошу, хорошо?! А сейчас пойдем, – проговорила Фрэнсис.

Страх и ярость переполняли ее, но она старалась вести себя как можно спокойнее, чтобы Питер не заметил ее волнения. Фрэнсис открыла дверь магазина, пропуская сына вперед.

– Но мы не купили ботинки, – напомнил Питер.

– Забудь о ботинках. Мы купим их в другой раз. Фрэнсис хотела как можно скорее покинуть Лондон.

Норман, как обычно, встал рано. Он принял душ, оделся, побрился и спустился на кухню. Завтракал он один. Больше всего на свете Норман не любил одиночества, тишина пустого дома угнетала его. Быстро выпив чашку кофе, он взял оставленную им вчера в холле вечернюю почту и направился к себе в кабинет.

Просмотрев письма, присланные избирателями на имя местного отделения консервативной партии, он обратил внимание на видеокассету. Несмотря на то что она не была подписана, у Нормана не было сомнений, что ее прислали из телевизионного агентства Ника Болла. Всего несколько месяцев назад он заключил договор, по которому это агентство должно было предоставить ему эфирное время на период предвыборной кампании. Скорее всего, эта кассета – запись недавнего выступления Нормана в „Вечерних новостях".

Норман вставил кассету в видеомагнитофон. На некоторое время экран заполнила мозаика белых и черных полос, и затем появилось изображение: в призрачном свете ночника на огромной кровати, утопая в белоснежных простынях и объятиях друг друга, лежали обнаженные мужчина и женщина. Норман раздраженно вздохнул. Подобного рода анонимная почта была неизбежным фактом в жизни политика.