Нефритовые глаза

– Этот комод великолепен, Мария, – сказал один из гостей, энергичный мужчина лет пятидесяти. – В следующий раз, когда вы будете в Мадриде, я покажу вам пару других. Они принадлежат моему хорошему другу де ла Монтесу. Он может продать их вам.

Мария, перебирая тонкими пальцами жемчужное ожерелье, украшавшее ее шею, мельком взглянула на комод эпохи Людовика XV и сладко улыбнулась.

– Это так мило с твоей стороны, Панчо. Он принадлежал тете Жозефине, – томно ответила она, как если бы данный вопрос действительно интересовал ее. – Я слышала, у вас здесь много работы, – продолжала она голосом, вернувшим свою обычную оживленность.

– О, мелочи, всего лишь маленькие благотворительные акции. Я строю здесь новый детский приют…

– Это удивительно, встретить в наши дни человека, занимающегося таким делом, сохранившего уверенность после этих ужасных времен перонизма,[11] – восторженно заметила Мария. – Многим мы обязаны нашему правительству. Нам нужны были законы и порядок, которые нам дали военные. Мы должны благодарить Бога за такую милость.

– А еще они принесли нам смерть тысяч ни в чем не повинных людей и смерть моей сестры, – резко бросила девушка, сидевшая рядом с Диего.

Холодный ужас обрушился на комнату после ее слов.

– Ты повторяешь чистейшую чушь, Инес, – спокойно проговорила Мария, но в ее голосе чувствовалось настойчивое нежелание продолжать тему. – Никто не был убит. Это все лживая пропаганда. Распространили слух, что людей убивают в тюрьмах, а на самом деле они либо скрываются, либо спокойно живут в другой стране.

Когда Инес говорила, в ее голосе и выражении лица чувствовалась неподдельная злость, но Мелани не смогла понять ни слова из ее речи, так как девушка говорила на испанском. Мелани показалось, что она пару раз слышала в разговоре имя „Марина" и что-то вроде слова „убийцы", и тогда она неожиданно вспомнила маленькую статью в нью-йоркской газете о зверствах, творившихся в Аргентине. Тогда Мелани лишь мельком пробежала глазами это сообщение, а может быть, лишь прочитала заголовок, и сейчас, слушая этот непонятный разговор, жалела о том, что в свое время не обратила большего внимания на статью. Спор продолжался. Мария была абсолютно спокойна, чего нельзя было сказать об Инес. Голос девушки уже почти перешел на крик, ее щеки пылали, а руки были плотно сжаты в кулаки, и в конце концов она внезапно встала и, сказав всем „спокойной ночи", резко вышла из комнаты.

– О, дорогая, посмотри, как поздно, а мне завтра вставать ни свет ни заря, – простонал Панчо, поднимаясь с кресла под дружный гул согласия остальных гостей. Все присутствующие собрались вокруг Марии, чтобы сказать ей „до свидания" и „спасибо за прекрасный вечер". После нескольких минут взаимных комплиментов гости в сопровождении Диего покинули гостиную. Мелани не нравилась перспектива остаться с миссис Сантос наедине после только что разгоревшегося спора, но, последуй она за Диего, это могли воспринять как излишнее усердие в исполнении роли хозяйки дома. И, не желая давать Марии лишний повод для расстройства, Мелани решила остаться на месте.

– Итак, завтра вы уезжаете за город, – сказала Мария, а Мелани продолжала восхищаться самообладанием этой женщины, ни в голосе, ни в лице которой не отразилось никакого беспокойства по поводу сцены, произошедшей минуту назад.

– Я нахожусь в предвкушении этого события. Диего говорит, что там замечательно.

Мелани хотелось сказать что-нибудь приятное и, вспомнив слова из разговора с Диего об усадьбе, который они вели в машине по дороге из аэропорта, Мелани произнесла:

– Мне было очень жаль услышать, что вы не можете поехать с нами. Диего сказал, что вы не любите это место, потому что оно напоминает вам о вашем детстве.

На мгновение взгляд миссис Сантос стал свирепым, похожим на взгляд ее мужа, отчего Мелани пришла в тихий ужас, но уже через секунду ее лицо обрело обычное стеклянное, безжизненное спокойствие.

Диего на цыпочках возвращался из комнаты Мелани, как вдруг услышал звук открывающейся двери в другом конце коридора.

– Диего, подойди сюда, – властным громким шепотом позвала его мать.

Послушный сын проследовал в комнату родителей, где у изголовья кровати Амилькара сидела Мария. Она уже была в пеньюаре, но Амилькар оставался все еще при полном параде.

– Мне не очень нравится ждать полночи, пока ты закончишь наслаждаться любовными играми, – резким тоном начал разговор с сыном Амилькар. – Ты знаешь, что нам не нравится эта девочка, но ты притащил ее сюда, несмотря ни на что, и еще имеешь наглость заниматься с ней любовью под крышей дома твоей матери… – Он уже почти кричал.

– Амилькар, пожалуйста, не будь столь грубым, – вмешалась Мария, нервно растирая виски кончиками пальцев. – Неужели мы не можем поговорить спокойно. Я пыталась найти тебя раньше, Диего, но тебя не было в твоей комнате. Я не хотела поверить, что ты можешь быть столь безрассудным, чтобы вести свою подругу в Сан-Матиас. И, конечно, я поделилась этим с твоим отцом.

– Мы едем в Лас-Акесиас, а не в Сан-Матиас. Как ты могла подумать, что я настолько глуп.