Нефритовые глаза

– Пожалуйста, совсем не обязательно говорить на английском ради меня, – сказала Мелани. – Que hermoso vestido tenes, Zou-Zou,[13] – добавила она, показывая свое знание испанского.

– О, это… – произнесла Зу-Зу, не удостоив свое парижское платье даже быстрым взглядом. – Благодарю вас, но это старое платье. – Она качнула своей белокурой головкой, и браслет с изумрудами скользнул вниз по ее худой изящной руке. – Ваш испанский изумителен, Мелани, – добавила она, – но в значении слова „красивый" в данном случае лучше употребить слово „lindo" или „bonito" вместо „hermoso".

– Раньше Диего всегда исправлял меня, когда я говорила „esposo",[14] – сказала Мелани. – Несомненно, он мой „marido".[15] Он говорит, что только невоспитанные люди говорят „mi esposo" в значении „мой муж", и он дал мне длинный список того, как надо и не надо говорить. Я все еще никак не запомню его весь.

– Это все очень глупо, – согласилась Тереза.

Они болтали о трудностях изучения неуловимых оттенков значения различных языков, когда Мелани заметила Диего, ищущего ее взглядом в этом огромном зале.

– Я думаю, Диего собирается идти домой. Он летит в Майами завтра утром, – сказала она.

На прощание женщины обменялись легкими поцелуями. И только Мелани отошла на пару шагов, как услышала спокойный голос Терезы.

– Она очень мила, – говорила мадам де Таннери Зу-Зу, – но она чересчур беспокоится о том, чтобы правильно говорить. Все, что ей нужно, так это слушать своего свекра, и тогда она будет знать, как не надо говорить.

– Твой отец родился в Буэнос-Айресе? – спросила Мелани Диего, когда они ехали домой.

– Нет. Он приехал из Сальты. Это провинция на севере. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что… – Мелани не могла сказать почему, этим она обнаружила бы слишком явное любопытство, зародившиеся сомнения по поводу родословной своего свекра.

– Потому что я заметила, его произношение отличается от произношения твоей матери, – в итоге произнесла она.

– Ты неплохо чувствуешь испанский, – с оттенком одобрения ответил Диего. – Мама также приехала из Сальты, но она говорит с буэнос-айресским акцентом, потому что училась здесь. Ее матерью была Тита де ла Форсе, принадлежащая к одной из старинных семей в Санте. Я показывал тебе дом Саймона де ла Форсе недалеко от нас. Он был сводным братом Титы. Саймон был самым богатым мужчиной в Аргентине. Он умер в свою брачную ночь, и его жена Эрианн унаследовала все его состояние. Некоторое время Тита и ее сестра хотели затеять судебный процесс и отобрать у нее все наследство, они были уверены, что она убила мужа, чтобы заполучить его деньги, но у них не оказалось настоящих доказательств. Сейчас Эрианн живет за границей. Она невероятно красива, и, несомненно, у нее достаточно любовников. Саймон женился на ней после того, как его первая жена умерла от укуса змеи. Эрианн была в их имении, в Сальте… – продолжал Диего, и Мелани удивилась тому, как он легко ушел от вопроса, рассказывая в подробностях о женах его дяди, хотя исходной точкой их разговора был его собственный отец.

– Расскажи мне о семье своего отца, – наконец перебила она его.

– Мой отец был единственным ребенком в семье, а мои дедушка и бабушка умерли до того, как я родился, поэтому я ничего не могу рассказать тебе о них. Вернемся к Эрианн…

История семьи Сантосов была богата различными событиями и подчас неправдоподобными легендами, но история самого Амилькара была, на удивление, самой короткой из всех.

Диего вышел из ванной, вытирая полотенцем волосы, другое полотенце было обернуто вокруг талии. Мелани уже лежала в постели и читала „Ла Насьон" с карандашом в руне, делая соответствующие пометки на страницах; открытый словарь лежал около нее.

– Тебе не обязательно всякий раз смотреть в словарь, спрашивай меня, – сказал Диего, подойдя к Мелани. Она улыбнулась и отложила газету.

– Я отмечаю дома, а не слова. Я уже немного говорю по-испански и думаю, что пришло время обзаводиться собственным домом. Твоя мама ничего не говорит, но я уверена, она не хотела бы, чтобы мы жили здесь всегда, – объяснила Мелани Диего. – У вас еще не было разговора об этом?

– Нет. И я уверен, не будет. – Диего перестал сушить волосы и сел около Мелани. – Это и наш дом, дорогая. Он принадлежит семье вот уже семьдесят лет, и однажды я унаследую его. Он будет домом наших детей. Так что нет никаких причин для переезда в другое место, – прибавил он.

У них действительно не было никаких веских причин уезжать из этого дома. В их личном распоряжении было несколько комнат: спальня, гардеробная, переоборудованная из бывшей комнаты Мелани, гостиная, кабинет Диего… Но все эти антикварные безделушки, мебель из дорогих пород дерева, занавески с бахромой, подобные тем, из которых Скарлетт О'Хара сшила себе платье, – все это напоминало Мелани номер Диего в „Сент-Регис", там было таи же великолепно, недоступно чопорно и чуждо, и Мелани угнетала мысль, что ей здесь ничего не принадлежит.