Нефритовый Глаз

– Из Хэнани. Приехал в Пекин в поисках работы. Но имеет полное среднее образование. Он добрый и прекрасно прижился в большом городе. Посылает деньги домой парализованной матери.

Мэй спохватилась и замолчала. Она не желала оправдываться перед дядей Чэнем за то, что взяла Гупиня на работу.

– Хороший парень, – вежливо покивал дядя Чэнь и перешел к делу: – С чего начать? Видимо, с самого начала. – Он откинулся на спинку кресла. – Зимой тысяча девятьсот шестьдесят восьмого исполнилось четыре года, как я поступил на работу в агентство новостей «Синьхуа». Мне тогда стукнуло тридцать. Теперь трудно поверить, правда? – Дядя Чэнь помахал печеньем в воздухе, как флажком, и его большой живот затрясся от смеха. – Да, когда-то мне было столько же, сколько тебе сейчас!

Мэй улыбнулась. Ей было приятно принимать старого друга семьи. Толстый добродушный дядя Чэнь походил на улыбающегося Будду.

– Зима выдалась суровая, снежная. В стране царила политическая неразбериха, лилась кровь. В рядах «красных охранников» произошел раскол, и фракции передрались между собой, доказывая свою единственно истинную принадлежность к маоизму. Баррикады перегородили здания университетов, заводов, правительственных учреждений, и воюющие стороны стреляли друг в друга из пулеметов. Да ты и сама все это знаешь.

Но Мэй не слушала дядю Чэня – его слова не задерживались в ее сознании, словно ветер меж ветвями деревьев, – и внимательно рассматривала старика. Голова его оголилась, как осеннее поле после сбора урожая. Остатки волос подкрашены дешевым средством, от которого кожа высохла, будто земля под солнцем.

– Нынче все об этом знают. Но тогда центральное правительство и не подозревало, до какой степени обострилось противостояние в низах. Хунвейбины и боевики из Коммунистического союза молодежи вывели из строя все действовавшие в ту пору каналы связи. Поэтому «Синьхуа» направило меня в командировку в Лоян подготовить репортаж о местных событиях.

– А почему в Лоян? – заинтересовалась Мэй и глотнула чая.

– Ты знаешь, что Лоян был столицей Китая до последнего императора династии Хань? Но это к слову. Кому-то надо было ехать, и выбор пал на меня. Ситуация в Лояне не отличалась от того, что творилось по всей стране. «Красная охрана» разрушала и грабила. Ценнейшие экспонаты Лоянского музея также не избежали печальной участи. Уничтожив памятники старины, хунвейбины в одном из залов музея свалили в кучу произведения живописи, исторические документы и летописи и подожгли. Поэтому само собой разумелось, что в огне вместе со зданием обратилась в пепел и вся экспозиция.

Мэй налила дяде Чэню вторую порцию чая.

– Спасибо. Два дня назад ритуальная чаша, хранившаяся в Лоянском музее, обнаружилась в Гонконге. Теперь ты понимаешь, для чего я рассказываю тебе все это? Вот именно! Если сохранилась чаша, то могли уцелеть и другие экспонаты.

– То есть вы хотите сказать, кто-то вынес их прежде, чем сгорел музей?

– Кто-то выкрал их, вот о чем речь! – сердито воскликнул дядя Чэнь. – А одна вещица, хранившаяся в запаснике, представляла особую ценность. Только несколько сотрудников музея знали о ее существовании, но все они, насколько мне известно, погибли либо от рук «красных охранников», либо в трудовых лагерях. Хочешь узнать о ней подробнее?

Дядя Чэнь уже освоился в кабинете Мэй и самостоятельно угощался печеньем из открытой коробки.

– Император Сянь был последним из династии Хань. В сто девяносто четвертом году нашей эры ему исполнилось только пятнадцать лет, когда полчища бунтовщиков осадили Чанань. Защитники крепости несколько недель отражали яростные атаки врага, но силы были слишком неравные. Поняв, что Западные ворота скоро не выдержат натиска наступающих, император Сянь собрал во дворце своих советников. Те рекомендовали ему перенести столицу в другой город. Лишь один человек возразил против этого. Он сказал, что сдача Чананя врагу покроет позором память предков и императора-основателя Гао-цзу, и вызвался повести в бой императорскую гвардию. Этого человека звали генерал Цао Цао!

– Цао Цао, государь Трех царств?

– Да, будущий правитель Китая. Итак, Цао Цао вернулся в свою усадьбу готовиться к решающей битве. Он знал, как и все его воины, что может не дожить до следующего дня. Хотя императорские гвардейцы были самыми храбрыми и умелыми в боевом искусстве, их насчитывалось всего лишь восемь тысяч против двадцатитысячной армии бунтовщиков.

Перед началом битвы Цао Цао написал два послания. Первое генерал поручил служившей у него экономке доставить своей жене Дин в Анн-Хуэй. В те времена представители богатой знати могли иметь много жен и наложниц. Но только главная жена обладала правом наследовать имущество мужа. Так вот Дин являлась главной женой Цао Цао. Второе письмо было адресовано благородной Цай Вэньцзи.

– Знаменитой поэтессе! – воскликнула Мэй.

– Да. Цао Цао попросил своего самого преданного адъютанта сопровождать благородную Цай из Чананя в ее родной город. Потом снял с себя пояс и вручил вместе с письмом адъютанту.