Замешкался Конан из-за Огненного Феникса, Диери и Барча ит'Каранга. Собственно, последние дни варвар обитал в имении конезаводчика, рассудив, что там его будет достать трудновато. А коли загадочные убийцы найдут способ проникнуть в бдительно охраняемые владения семьи ит'Каранг и расправятся с неугодным им молодым порядкоблюстителем, то так ему и надо. Не сумел надежно спрятаться – сам виноват.
Хозяин дома не возмутился, обнаружив, что Диери умудрилась не остаться в одиночестве. У Барча появились новые трудности. Близилось время розыгрыша Осеннего Кубка, владелец Конного Поля и распорядители скачек настойчиво требовали назвать имя наездника, а Феникс до сих пор оставался без такового. Подчиненные Барча в один голос заявляли: лучше остаться без высокого жалования, чем лишиться жизни под копытами злобного саглави.
Нынешним утром переживавшая больше всех Деянира с отчаяния предложила варвару рискнуть и попробовать забраться в седло. Полагавший себя недурным всадником Конан согласился – должно быть, на него нашло краткое помрачение ума.
Рыжий жеребец безукоризненно прогарцевал два круга по обширному двору, отведенному для выездки лошадей, дождался, пока внимание наездника чуточку рассеется, и показал свой коварный норов во всей красе.
– Не стоит так больше делать, – наставительно изрек Барч ит'Каранг, когда улеглась пыль, стихли крики, и выяснилось, что киммериец отделался десятком ушибов вкупе с изрядно пошатнувшимся самомнением. – Коня напугаете.
– Он сам кого хочешь напугает, – проворчал Конан и украдкой показал Фениксу кулак. Жеребец презрительно фыркнул. В точности как ехидный старец Мульмар бар-Зейяр, созерцавший печальное развитие событий с безопасного укрытия на балконе.
К Мульмару киммериец по-прежнему особых симпатий не питал. Старикан, считавшийся едва ли не правой рукой ит'Каранга, с величайшей охотой совал нос в дела, его не касающиеся, а потом с удовольствием распускал слухи по всему поместью. Скажем, на днях бар-Зейяр в присутствии варвара нарочито громко стал распространяться о том, что очаровательная гостья Барча, похоже, умеет лихо скакать верхом не только на породистых жеребцах, но также и в постелях их владельцев…
Только врожденное почтение к старости помешало Конану немедля выдрать у шемита скудные остатки бороденки и подвесить клеветника вверх ногами на шпиле одной из башенок дома. Или, может, бар-Зейяра спасло вмешательство слуг, не без труда оттащивших разъяренного варвара от его жертвы, начинавшей удушливо синеть.
Придя в себя, Мульмар визгливо пообещал пожаловаться господину, за что едва не был вздут во второй раз, и позорно бежал, укрывшись за неприступными дверями хозяйских покоев. Конан же отправился разыскивать приятельницу, дабы точно выяснить, есть ли в словах злоязычного крючкотвора хоть малейшая доля правды.
– Он врет! – запальчиво возмутилась Диери, выслушав. – Да, не спорю, я содержанка, но у меня все-таки есть понятие о честности! Где этот старый мерзавец? Пусть повторит свою гнусную ложь мне в глаза, если осмелится!..
Звучали ее слова очень убедительно, и бар-Зейяр вечером того же дня приходил долго и многословно извиняться: мол, он неудачно пошутил, о чем весьма сожалеет. Однако с тех пор киммерийца не оставляли неясные сомнения в искренности подружки. Барч в самом деле дни напролет околачивается поблизости от конюшен (хотя это вполне можно оправдать подготовкой к грядущему Призу…), а Диери всегда отличалась расчетливостью. Как знать, кто покажется ей привлекательнее – конезаводчик, способный мимоходом скупить половину Шадизара, или человекоохранитель, у коего в карманах частенько насвистывает ветер?
Ну не следить же за ней!
Нет худа без добра. Вознаграждением за утренние злоключения стал добытый Ши загадочный пергамент. Друзья рассмотрели его со всех сторон, едва ли не обнюхав и попробовав на зуб. Письмо стойко держалось, отказываясь выдавать свои тайны.
– Юнра наверняка сообразит, как его прочесть, – убежденно заявил воришка, поднимаясь по ступенькам высокого крыльца особняка семейства Тавилау. Вокруг царила привычная деловитая суета – маленькая империя Старого Аземы, главы гильдии заморийских торговцев редкостями и книгами, жила обычной жизнью. Сам Азема, по слухам, недавно отошел на покой, перебравшись в загородное имение и окружив себя обществом любезных его сердцу старинных фолиантов. Теперь в огромном шумном доме правили многочисленные наследники во главе с Юнрой и ее братцем Адриешем.
– Пропадите все пропадом! Я занята! – резкий окрик, прозвучавший в ответ на осторожное постукивание в двери комнаты Тавилау-младшей, свидетельствовал, что хозяйка пребывает в скверном настроении. Ши это не смутило, он приоткрыл дверь и юркнул в образовавшуюся щель, отчаянными жестами призывая киммерийца обождать снаружи.