После столь бурного начала сам перелет проходил гладко. Лоуренса, правда, мутило всякий раз, как Отчаянный снижался, заметив внизу что-то любопытное. Цепь ерзала по шее и держала куда слабее, чем сбруя. Отчаянный, будучи гораздо быстрее и выносливее двух серых драконов, легко нагонял их даже после получасовой задержки. Самым удивительным в этой стране, на взгляд Лоуренса, была густота населения. Всю землю занимали либо города и деревеньки, либо возделанные поля, на всех водоемах бок о бок стояли лодки. Поражали, конечно, и расстояния: воздушный поезд летел с утра до ночи, останавливаясь только на час для обеда, а дни в эту пору стояли долгие.
Через два дня бесконечная равнина с квадратами рисовых полей и множеством ручьев сменилась холмами, а после начались горы. Внизу тянулись многочисленные города и деревни. Порой, когда Отчаянный летел низко, работавшие на полях люди поднимали головы, чтобы посмотреть на селестиала. Янцзы Лоуренс поначалу принял за очередное озеро — не очень большое, всего в милю шириной, с берегами в серой туманной дымке. Лишь через некоторое время он понял, что это могучая река, несущая на себе медленную процессию джонок.
Проведя две ночи в маленьких городках, капитан начинал думать, что место их первого ночлега было чем-то необычайным, но город Ухань его в этом разубедил. Там стояло восемь больших павильонов, симметрично расположенных по углам громадного восьмиугольника и соединенных крытыми галереями. Внутри помещался сад, или, скорее, парк. Роланд и Дайер начали было считать здешних драконов, дошли до тридцати и бросили: их сбила стайка мелких пурпурных созданий, не поддающихся счету.
Отчаянный задремал, Лоуренс в который раз поел риса и овощей. Одни авиаторы спали, завернувшись в плащи, другие сидели молча. Дождь падал ровной стеной, стекая с загнутых вверх углов черепичной крыши. Вдоль смутно видимой речной долины горели в открытых будочках желтые огоньки — маяки для летящих в ночи драконов. Из соседних павильонов доносилось рокочущее дыхание, где-то за пеленой дождя слышался пронзительный клич.
Юнсин, всегда ночевавший отдельно, сейчас стоял на краю колоннады и смотрел вдаль. Вскоре крик повторился опять, уже ближе. Отчаянный поднял голову, настороженно вздыбил жабо. Послышалось знакомое хлопанье кожистых крыльев — белый призрак снижался над двором, разгоняя дождь и туман. Дракон сел, сложил крылья и пошел к путешественникам, клацая когтями по камню. Служители на галереях пятились прочь, отворачивались. Юнсин, напротив, сошел прямо под дождь, и дракон звонким женским голосом окликнул его по имени.
— Она тоже селестиал? — тихо спросил Отчаянный.
Лоуренс не знал что ответить. Он еще не видывал драконов такой ослепительно белой масти — обычно белизна присутствовала разве что в виде полосок и пятен. Полупрозрачные чешуйки напоминали многократно выскобленный пергамент, розовые ободки вокруг глаз изобиловали кровеносными сосудами, различимыми даже издалека. Но жабо и длинные тонкие усики были такими же, как у Отчаянного. Гостью отличал только цвет — вернее, его отсутствие. Шею ее окружал толстый золотой обруч с рубинами, концы золотых накогтников тоже украшали рубины, гармонирующие с глазами.
Ласково тычась носом, она оттеснила принца обратно под крышу и вошла следом за ним. Отряхнула промокшие крылья, с которых ручьем потекла вода, едва удостоила взглядом всех остальных и свернулась вокруг Юнсина, что-то тихо ему говоря. Слуги, принесшие ей обед, выказывали все признаки страха. С другими драконами они держались гораздо свободнее, а присутствие Отчаянного заметно их радовало. Драконица не обращала на них никакого внимания и ела быстро и аккуратно, ничего не роняя.
Наутро принц кратко представил ее как Лун Тен Лян и увел завтракать. Хэммонд расспросил китайцев и за собственной утренней трапезой рассказал спутникам следующее:
— Она точно селестиал и скорее всего альбинос. Ума не приложу, почему они все ее так боятся.
— Она траурной масти и потому приносит несчастье, — внес ясность Лю Бао, когда к нему обратились за разъяснениями. — Император Цяньлун хотел подарить ее монгольскому принцу, чтобы проклятие не коснулось его сыновей, но Юнсин воспротивился этому. Селестиал, по его мнению, должен был остаться в семье. Лян отдали ему, уступив его просьбам, и он как владелец проклятого дракона потерял право на трон — ведь такой император означал бы погибель для государства. Императором стал его брат, носящий имя Юнъянь. Такова воля Неба! — Лю Бао философически пожал плечами и отправил в рот поджаренный хлебец. Хэммонда и Лоуренса глубоко поразило это известие. Гордость — одно дело, но принцип, ради которого жертвуют троном, — совсем другое.