Нефть, метель и другие веселые боги (сборник)

Рассказ начинался любопытно: «Взмахну красной тряпкой перед глазами будущих критиков: был у нас гламурный грешок – мы любили заниматься сексом в критические для нас дни. Она, правда, этого стеснялась, предпочитая черные квадраты непачкающихся простыней живым импрессионистическим мазкам, но всегда соглашалась, покоренная моим обещанием…» Так, постельная сцена. Интересно, пока отложить.

Статья была нудной, похожей своей обвинительно-вопрошающей интонацией на допрос. С нее-то он и начал. «Во всех рассказах цикла ни у одной героини нет имени. Что это: подростковое стремление придать тексту торжественность этим многозначительно-загадочным «она»? Писал бы тогда уж с большой буквы: Она. Или это всего лишь обыкновенная спесь начинающего прозаика, не желающего снисходить до простых русских имен вроде «Катя»? Ведь можно же было придумать, назвать, обозначить; Пушкин в свое время сделал имя «Татьяна»…»

«Люди, вместо «прописная буква» пишущие «большая», вспоминают про Пушкина», – с привычной тайной насмешкой над велеречивыми критикессами думал Бенедиктов, увлекаясь работой, безжалостно и хладнокровно истребляя опечатки и орфограммы.

После обеда главный редактор пригласил его к себе. Вся редакторская фигура была создана, казалось, именно для того, чтобы он был начальником над интеллигенцией: экспроприированный когда-то Лениным сократовский лоб, умные собачьи глаза Николаса Кейджа, маленький сжатый рот между широкими скулами; по несколько раз в день он решительно заходил в оупенспейс, словно собираясь устроить кому-то серьезный разнос, спрашивал кого-нибудь из редакции, но всегда именно в эти десять минут как раз этого человека не оказывалось на месте, и главному кто-то небрежно бросал через плечо в ответ на его напряженный вопрос: «Курить ушел, наверное». Больше он этого сотрудника не искал, и прекрасная природная лепка начальственной внешности пропадала впустую.

Главный редактор пригласил Бенедиктова сесть.

– Вы прочитали «Концепцию»? – спросил он, глядя с непривычной приветливостью.

– Какую? – переспросил Бенедиктов, тут же вспомнил утреннюю почту и смутился. – Ах, да… Нет, еще не успел.

– У меня к вам будет личная просьба! – Главный торжественно возвысил голос, встал, обошел свой лаковый стол и сел в пустое кресло рядом с Бенедиктовым. Это было неслыханное нарушение редакционного этикета: на планерках все сидели на диване чуть ли не возле самой двери. – Вычитайте этот текст, пожалуйста, очень внимательно и бережно. Это необычайно важный документ.

– Что же там? – недоверчиво, почти брезгливо спросил Бенедиктов, напуганный начальственной интимностью.

– Поймете сами, когда увидите. Этот текст сейчас помещается во все печатные и электронные СМИ по просьбе… – здесь главный сделал паузу и игриво пошевелил пальцами, как чеховский кулинарный сластолюбец от удовольствия при виде жареного карася в сметане, – неких очень влиятельных персон.

Алексей уже ничего не понимал.

– Главное – внимательность и аккуратность, – с прежним решительным выражением закончил редактор и встал. – Ступайте работайте.

Вернувшись к своему компьютеру, Бенедиктов с любопытством извлек из корзины загадочный файл и открыл его.

«КОНЦЕПЦИЯ СОЗДАНИЯ НОВОГО КУЛЬТУРНО-ИНФОРМАЦИОННОГО ПОЛЯ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ СТРОИТЕЛЬСТВА КНИЖНОЙ БАШНИ

ИНФОРМАЦИОННОЕ ПИСЬМО

В последние годы российское общество переживает кризис целеполагания и смыслопорождения. Новой национальной идеи так и не появилось. Концепция «суверенной демократии», созданная в стремлении заполнить царящий в коллективном сознании ценностный вакуум, так и не стала национальной идеей, будучи скомпрометирована оппозиционными прозападно настроенными силами. Эпоха активного потребления товаров и услуг, хоть как-то занимавшего умы значительной части российских граждан, закончилась с приходом экономического кризиса. Новая Великая депрессия пришла к нам с Запада, и мы должны суметь поставить щит против ее ледяного мертвенного дыхания.