Нефтяная бомба

Полицейские на все тех же пикапах с пулеметами, выкрашенных в белый и синий, даже ярко-голубой цвет, но выглядят увереннее, намного увереннее, чем раньше. Тяжелые бронежилеты; вместо «М-4» и старых египетских «калашниковых», которые они получали по программе помощи «обучи и вооружи», – новенькие русские «калашниковы», черные, похожие на «SCAR». Вместо четырех человек в мобильном патруле теперь по трое. На перекрестке – бронетранспортер, тоже русский, какой-то новый, около него уже мухоморы-красноберетчики, местное министерство безопасности. Машины не проверяют, просто стоят и смотрят.

Домов, которые были раньше, совсем мало осталось, в основном старую застройку сносят. Уличной торговли тоже поуменьшилось, хотя есть пока. Вообще Багдад выглядит как провинциал, получивший крупное наследство…

Звонок!

Звонил сотовый телефон – обычный, но в него он поставил дорогую, коммерческую криптопрошивку, сильно затруднившую возможный перехват.

Он досчитал до пяти звонков. Снял трубку.

– Да, кто говорит?

– Рады приветствовать вас в Багдаде, мистер…

– Джонсон, – назвался Подольски.

Собеседник вполне неплохо владел английским, причем говорил на нем с мягким, пришептывающим арабским акцентом.

– Как вы устроились в городе?

– Благодарю, все хорошо. Мы должны встретиться?

– Да, вы знаете, где строящаяся вышка радио и телевидения Ирака?

Американец ухмыльнулся:

– Ее сложно не заметить.

– Идите в ее сторону. Я вас подберу по дороге…

Вместо взорванного китайского «Хаммера» я взял «общий» иранский «Ниссан». Кстати, классная машина – старая, шестидесятого поколения, но надежная, неубиваемая, вместо обычных впрысков и всякой дряни – старый, но надежный дизель 4,2, который в самой Японии выпускают для больших погрузчиков. Он раньше для «Патрулей» и делался, потом его оставили для погрузчиков – но и в Иране он пригодился. Евро один, и тащит как тракторный мотор. Здесь эти машины идут как troop carrier, армейские. Получше любого «УАЗа»…

На этой машине я заехал в мастерскую, которую мне порекомендовала Амани, там свои люди. За некоторое количество денег мне проверили всю машину, сверху донизу, заменили часть электроники. Мало ли…

Сама Амани так и не позвонила. Да и я… Дела.

А пока я лавирую в потоке, направляясь к строящейся телевышке. Поток, как всегда в это время суток, большой, и пробиваться приходится местными методами – нахально лезть вперед и барабанить по клаксону. Но нам привычно, это вежливый европеец теряется.

Что касается Малика, то к горячей информации я не допущен, но похоже – скрылся, подонок. Где-то отлеживается. И у меня складывается нехорошее ощущение, что мне кто-то и где-то врет…

Звонок… Блин, как не вовремя. Нажимаю «принять», прижимаю трубку плечом.

– На связи.

– Шеф, это я.

Вован. Из-за своей насыщенной и нескучной жизни я вынужден сваливать часть дел, которые у меня есть, на него, и даже почти не проверять. В основном – по иракской линии. Они деньги платят, и работать тоже надо. Вообще-то сейчас я должен быть в Басре, работать на месторождениях. Но бывший омоновец, да еще по Чечне полазавший, справится с этим куда лучше меня.

– Ты где?

– В городе. Из аэропорта еду.

Город – это чеченская привычка. Изначально Город – это Грозный, его так и называют – Город. Остальные по названиям, а этот – просто Город.

– Все в норме?

– Да вроде…

– Тогда жди меня в конторе. Подскочу – поговорим.

– Есть.

– И больше мне пока не звони.

– Понял.

Разъединение… Куда, козел, лезешь! Сволочь, верблюдом управлял, думаешь, и машиной так же…

А вон и мой американец… стоит. Ждет-с…

…Большой белый внедорожник затормозил перед Подольски, и тот инстинктивно сжался, готовясь прыгнуть, уходя от нацеленного ствола. Но водитель – он был один – всего лишь открыл дверь…

– Поехали…

Машина тронулась.

– Куда мы едем?

Русский улыбнулся, нехорошо как-то. По американским меркам – неискренне.

– Сейчас увидишь…

Машина подкатила к воротам ограждения строящейся башни, водитель наскоро переговорил с иракцами, показал какое-то удостоверение – пластиковую карточку. Сам Подольски волок по-арабски и мог оценить: русский разговаривал чисто, арабский не классический, а настоящий, уличный…

Лавируя между тяжелой техникой, оставив за спиной небольшую колонну тяжелых бетоносмесителей, они подъехали к небольшой стоянке, где находились такие же внедорожники и пикапы. Русский аккуратно припарковался.

– Там не подслушают, – объяснил он.

С арабским мастером он объяснился за несколько секунд. Межнациональному пониманию весьма способствовала купюра в десять динаров. На поскрипывающем внутреннем лифте они поднялись на верхние этажи, туда, где строили вращающийся ресторан. Верхолазы работали выше, устанавливая аппаратуру, помещение для ресторана было, так сказать, «без отделки» и даже без ограждения.

Трехсотметровая пустота под ногами.

Русский смело подошел к самому краю, заглянул вниз.

– Не боитесь высоты? – спросил он.

– Нет.

– Напрасно. Я вот боюсь, – признался он.

– Тогда зачем рискуете? – спросил Подольски.