Нефтяная Венера

Оказалось, что Маша живёт в доме, на строительстве которого я проходил практику по обмерам на первом курсе. С тех пор мало что изменилось. В переулке тарахтит грузовичок, от которого к дому тянется толстый кабель. Когда дом построили, оказалось, что электрических мощностей не хватает. То есть на лампочки и лифты наскребли, а на «кондишены» и стиралки – уже нет. Городские власти не выделяют. Дефицит энергии. А квартиры, по тем временам весьма шикарные, уже раскупили. Тогда подрядчик просто подогнал электрогенератор на солярке, и с тех пор он пополняет недостающую мощность. Историю замяли.

Парикмахером-стилистом-маникюрщиком оказался жилистый мужичок со сломанным сплющенным носом на лице преступника. Встреть я его ночью на улице – перешёл бы на другую сторону. Маша нас успокоила:

– Эдик – чудо, хоть и выглядит как бандит! Пойди погуляй. Когда Ваню постригут, мы отправимся по магазинам. – Маша дует на растопыренные пальцы рук. Ей только что сделали маникюр и педикюр. Пока лак сырой, нельзя ни к чему прикасаться.

– По магазинам? Зачем?

– Я хочу купить Ване кое-что! Только не надо спорить! Как я тебе? Ты ничего не сказал.

Маша сделала завивку. Её прямые белые локоны превратились в спирали.

– Тебе очень идёт, ты теперь более знойная, что ли… Хотя раньше мне тоже нравилось… – С женщинами никогда не поймёшь, хвалить перемены в их внешности или нет. Похвалишь – решат, что раньше ты считал их уродинами. Не похвалишь – расстроятся из-за того, что изменились к худшему.

– Знойной… а это хорошо? – Маша шагнула ко мне.

– Нормально… а зачем вам в магазин идти? – возвращаюсь к прерванному разговору.

– Просто я хочу купить Ване подарок на Рождество. Послезавтра же Рождество!

– Католическое, до нашего ещё две недели.

– Ты что, нерусский? Католическое! Какая разница! Да хоть мусульманское, главное – подарки! В общем, ты погуляй, мы сами разберёмся, правда, Ваня?

В комнату вошёл перебинтованный «британец» с коротким серым мехом, видимо, Черчилль. Вид у него невесёлый.

– Можно погладить? – оживился Ваня.

– Только аккуратно.

Ваня гладит Черчилля по лоснящейся голове.

– А что с ним?

– Немножко поранился, скоро пройдёт.

– Вань, побудешь с Машей и Черчиллем, хорошо?

– Хорошо, – послушно отвечает Ваня. То ли он согласен, потому что не хочет меня расстраивать после вчерашнего скандала, то ли настроение переменилось.

– Если хочешь, я останусь.

– Нет, папа, не надо.

– Вот и молодец. А после встретимся, хорошо?

– Хорошо, папа.

Брожу по улицам. Просто так, без цели. Я заслужил отдых! Чувствую, будто меня только что выпустили из тюрьмы. Даже помахал руками – убедиться, что они не в наручниках. Покрутил шеей – она не на поводке. Проходящая мимо девушка улыбнулась. Я беззаботно подмигнул ей и сам себе удивился.

Вокруг кипит жизнь. Из грохочущего военного фургона глазеют по сторонам солдатики, провинциальные подростки, которых везут на оцепление какого-нибудь митинга. Топ-менеджеры, за километр распространяющие дурман высокой «белой» зарплаты, идут обедать. Они вышли из офисов в одних пиджаках. Ветер забрасывает их стоевровые галстуки на плечо, топ-менеджеры оправляют их, не теряя достоинства. Лузгающие семечки милиционеры низших чинов с одинаковыми затылками, подстриженными скобкой, и торчащими из-под фуражек нагеленными чёлками проверяют документики у щетинистых гастарбайтеров с обветренными лицами. Две старшеклассницы в сильном макияже, скрывающем свежесть их юных лиц, выходят из бутика итальянского нижнего белья. Няня-бурятка с раскосыми глазами и смуглым лицом ведёт бледную девочку с большим портфелем. Судя по бледности и очкам, девочка является отпрыском интеллигентной московской семьи. Молодой человек с повязанным на парижский манер шарфом неумело пытается загнать на бордюр новенькую японскую малолитражку. Парковщик с простонародным лицом кричит ему: «Выворачивай! Руль выворачивай! Теперь на меня!» – и бурно жестикулирует. В бетонной чаше-цветнике, полной фиолетовых анютиных глазок, прикорнул беспризорник. Спит или в обмороке. Какой-то шутник пристроил ему в ухо цветочек. Такса, оттопырив длинный и острый, как нос Буратино, хвост, прудит лужу на углу цветника. Ручеёк пересекает тротуар. Переступаю через него.

Прохожу мимо многочисленных кафе. За окнами сидят люди. Едят, пьют, смеются. Мой взгляд останавливается на загорелой женской талии в заниженных брюках. Талия переходит в красивую задницу, которая сидит на плетёном стуле спиной к окну. Смуглую кожу расчерчивает полоска стрингов. Повторяя форму тела, обтягивая немного пышные бока хозяйки, полоска идёт по ямочкам на крестце, раздваивается и убегает в ложбинку между булками… На что я буду любоваться, когда женские джинсы с низкой талией выйдут из моды?

Захожу внутрь, усаживаюсь за столик. Оглядываю посетителей. Как бы ненароком бросаю взгляд в сторону девушки с талией…