Он привык видеть цех в лихорадочной спешке, когда в шуме и грохоте готовился первый выпуск «Диспетч». Стучали линотипы, молниеносно отливая строки. Метранпаж, которому по правилам профсоюза печатников запрещалось прикасаться к шрифту, читал линотипные строки так же быстро, как читают обычную печать, и тут же подкраивал гранки, чтобы статьи уместились в положенном месте. Наборщики правили набор и вставляли готовые полосы в алюминиевые рамки. Стереотиперы устанавливали печатную форму на плите матричного пресса, поверх нее клали увлажненный матричный картон, покрытый резиновой прокладкой, после чего плиты пресса сближались, прижимая картой к форме и выжимая из него влагу, — так получалась матрица — точное воспроизведение наборной формы.
Дэвид тщательно изучил все топкости сложного печатного процесса, в результате которого осязаемыми и зримыми становились человеческие усилия: напряжение ума, бешеная погоня за новостями и рекламными объявлениями, — словом, все то, что он и другие — репортеры, сотрудники отдела рекламы, редакторы, корректоры — бросали в утробу машин, чтобы создать газету. Ему нравилось смотреть, как затвердевшую матрицу осторожно сгибали, придавая ей полукруглую форму, как ее укладывали в отливной станок, как на нее лилась сверху светлая серебристая струя расплавленного металла — смесь свинца, олова и сурьмы. Металл, застывая, точно воспроизводил собой рельеф матрицы в обратном виде, и готовый стереотип, чуть подравняв края и проверив изгиб, спускали на конвейере в подвальный этаж, где стояли громадные ротационные машины. Там к каждому цилиндру машины прилаживались стереотипы. И когда цилиндры начинали вращаться, проходившая между ними бесконечная лента белой бумаги покрывалась печатными знаками сразу с обеих сторон.
Рабочие ночной смены уже сновали возле машин, когда Дэвид выходил из наборного цеха. С некоторыми из них, давно ему знакомыми, он обменялся кивком, перекинулся несколькими словами. Им, конечно, и в голову не могло прийти, что они видят его, быть может, в последний раз.
Он вошел в лифт и нажал кнопку подвального этажа. Когда дверцы лифта раздвинулись, перед ним предстало огромное помещение, дальний конец которого терялся в полумраке. Оно напоминало поле сражения с танками и артиллерийскими орудиями, безмолвно застывшими в ожидании боя.
Впечатление это исчезало по мере приближения к мощным, внушающим невольное уважение ротационным машинам марки «госс»; они были вделаны глубоко в цементный пол и возвышались под самый потолок — громоздкие, черные и блестящие под ярким светом потолочных ламп. Они сразу производили несколько операций: печатали, разрезали, фальцевали и выбрасывали готовые газеты.
Дэвид горько усмехнулся, вспомнив станок «варф-дейл», рабом которого он был, выпуская «Молли тайме». Теперь эти гигантские машины были его рабами, подчинялись его слову. И акции «Диспетч» давали верный и немалый доход.
Вот они, эти создания инженерного гения, похожие на ископаемых чудовищ, способные с быстротой молнии пожрать тонны газетной бумаги, своей мощью избавляющие людей от напряженного труда и волнений, достававшихся на его долю в прошлом.
Дэвид не удивился, заметив возле одной из машин главного механика Макнесса. Для Мака ротационные машины тоже были живыми существами. Он получил над ними власть, как только их здесь установили, содержал в полной исправности и готовности к работе. Он знал каждый винтик в шести- и восьмисекционных автоматах, подающих к цилиндрам сразу шесть или восемь полотнищ газетной бумаги двойной ширины. Смена ролей производилась без остановки и отпечатанные и сфальцованные газетные листы выбрасывались с непостижимой быстротой и поразительной точностью.
Пройдет еще час, и пачки свежих газет швырнут в красные фургоны, дожидающиеся во дворе рядом с печатным цехом, развезут по газетным киоскам, где их подхватят мальчишки-разносчики, или доставят на вокзалы, где их погрузят в пригородные поезда или на автомашины и отправят на окраины и в далекие поселки.
Мак был еще нестарым человеком, но он выглядел стариком, когда, ссутулившись и тяжело ступая, неуклюже двигался между громадными корпусами машин. Сквозь редкие прилизанные волосы просвечивал голый череп. Утомленное лицо покрывала нездоровая бледность, свойственная людям его профессии; под глазами лежали глубокие тени, но при виде Дэвида в этих тусклых голубых глазах вспыхнул радостный огонек. Оба они отдали лучшие годы своей жизни «Дейли диспетч» и «Уикли баджет» и оба сознавали, что в основе их верного и преданного служения лежит страстная увлеченность любимым делом.
— Все в порядке, Мак? — спросил Дэвид с веселой уверенностью, которой тот от него и ожидал.
— Мои машины всегда в порядке, — запальчиво ответил Мак. — Нет лучше этих «госсов», если, конечно, обращаться с ними как надо.
— Это верно, — согласился Дэвид. — И никто лучше вас, Мак, не может следить за тем, чтобы с ними обращались как надо.
— Когда же наконец нам дадут разрешение на ежедневную утреннюю газету? — насмешливо спросил Мак.