Черный ус, черный ус, черный ус моих предков виталВ запорожском пространстве, в периметре черных дыр,И когда кандидатскую диссертацию защищал,Перепутались формулы с дыр-бул-щил.«Комсомолец» разваливался по частям.Говорили ему: В океан не ходи!Пионерское детство, однако, блюло на часахБольшевистскую физику вместе с Роже Гароди.Америций-120 шестнадцать веков проникалВ эпителий народа, творя абсурдизм во плоти,А другой америций, как сытый, икал,За шестнадцать минут все пожрав на пути.Петра Келли, я думал, что ты коммунист,Не сочувствовал «зеленым», думал: изъян!А теперь просто вижу, как ты падаешь вниз,И с тобой – генерал Бастиан.То ли падаешь вверх средь кометных шиншилл:Исчезает зеленый германский рай.Черен был черный дыр, черный бул, черный щил.Ауфвидерзеен, майн самурай!Как мы молоды были, когда курили махруИ строили совковые атомные города!Кругло-квадратный большевистский хрущДаты жирного счастья назначал тогда.Физик лирика сильно тогда понимал,В твисте огненном крутил Тарковский Андрей,Индустрия маячила свой шершавый маял,Дул по строчкам гиперборей.Возникал мотоцикл, возникает и нынче он, мча,И махновцем загульным ревет, матерясь в самогонном плясу.Раздави на лету, мотоцикл, паука-стукача,И возникни опять, словно Фауст, продавшийся псу!Кто продулся в той сделке, чей слаще искус?Черный пудель крутит свой хвост.Пожирающий время Чернобыль, как кактус, топорщит свой ус.Древо жизни шумит, ДНК приглашает в хаос.Кто трехглавых телят не видал, пригласимК речке Припять, Припять ее гать,Над которой развесил красные свои волосыВсесоюзный физический гад.В мексиканской глуши суждено мне пропасть.Отдаю свое сердце жрецу!Вот и лопасти плоско лопатят лопасть:Стокопытно лететь жеребцу!Кто прислал мне такой стокопытный презент,Сам себя бьющий вспышками шпор?Опускается в койку мою Президент,Приглашает в «Эксцельсиор».11. В районе площади Дюпон
Пропал Женя Кацнельсон, по-американски говоря, Джин Нельсон. В редакции журнала, где он работал «фриланс», ну внештатником, его хватились не сразу. Этот журнал, в общем-то, был как бы и не совсем журналом, а скорее обществом, ассоциацией, что ли, наблюдавшей за процессами демократии и тирании, ну и так далее. Там был, конечно, большой русский отдел, и Женя туда ходил каждый день, хотя мог и не ходить. Все-таки он считал своим долгом появляться там ежедневно, или, может быть, ему какая-то подсознательная хитрость так диктовала: ходи, мол, каждый день, приучишь к своему присутствию, и тогда тебя возьмут в штат. Ситуация довольно типичная: русские «фрилансы» в подобного рода заведениях вообще качаются, употребляя заезженную философскую метафору, как «мыслящий тростник».