Негативная диалектика

Философии бытия не чужда историческая иннервация реальности, вещественности как отношения духа. Она хотела бы разрушить пласт ставших второй природой субъективных полаганий - стены, которыми мысль окружила себя. Это стремление ощущается в программе Гуссерля, с ним солидарен и Хайдеггер[1a-15]. Деятельность субъекта - обоснование познания в идеализме после упадка идеалистической философии, сбивает с толку, мешает, как ненужное украшение. Фундаментальная онтология, равно как и феноменология, помимо своей воли остается наследницей позитивизма[1a-16]. У Хайдеггера опрокидывается бытийственность: после этого он может философствовать, исходя прямо из вещей, как бы вне формы; вещи, таким образом, ускользают от него. Ненависть к субъективной тюрьме познания подталкивает к мысли, что трансцендентное субъективности существует для нее непосредственно, оно не запачкано понятием. По аналогии с романтическими течениями, а позднее и с молодежными движениями фундаментальная онтология не осознает своей антиромантической установки; протестуя против субъективности как ограничивающего и затемняющего ее момента, она хочет преодолеть ее воинственным слогом, которого не избежал и Хайдеггер[1a-17]. Но так как субъективность не может мыслить свои опосредования из мира, фундаментальная онтология хочет вернуться к тем ступеням познания, которые предшествуют рефлексии субъективности и опосредования. Это не удается. Там, где фундаментальная онтология видит себя облаченной в броню бессубъектности (бессубъектность - это как если бы сами вещи показались (sich zeigen) в своей материальной правильности, элементарности и новизне одновременно), она просто исключает из мыслимого все определения, как это сделал когда-то Кант, исключив их из трансцендентной вещи в себе. Эти определения казались бы предосудительными и непристойными и как творение субъективного разума, и как производное от единично существующего. Противоположные намерения сталкиваются и уничтожают друг друга. И в ситуации спекулятивного мышления (допускается, что нечто полагается мыслью), и, постигая существующее - фрагмент мира как компромат на мысль, не доверяет себе. Не доверяет помыслить ничего, кроме абсолютно пустого, X в гораздо большей степени, чем старый трансцендентальный субъект. Понятый как единство сознания, он постоянно напоминает о существующем, бытийствующем сознании, о "эгоитарности" (Egoität). Это X, это абсолютно невыразимое, ускользающее от всех определений становится реальностью (ens realissimum) под именем бытия. В принудительности процесса апоретичес-кого образования понятия вопреки воле онтологической философии приводится в исполнение гегелевский приговор бытию: бытие неотличимо от ничто, и Хайдеггер ни в коей мере не заблуждался на этот счет. Однако ставить в упрек экзистенциальной онтологии нужно не нигилизм, исходя из которого интерпретировали ее левые экзистенциалисты, а совсем другое: безусловная отрицательность высочайшим приговором объявляется "позитивностью".

О категориальном созерцании