Читаем Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма полностью

Что касается этого конкретного постановления суда, основываясь на том, что люди, с которыми я говорил, сказали мне, это был тот самый случай, когда в ответ на прошение суд ответил: "Хорошо, это вы можете получить, а это — нет. Это действительно выйдет за рамки дозволенного". Это значит, что прошение было отклонено или изменено, суд выступил в роли контролирующего органа и не подтвердил злоупотребление властью.

Дело здесь даже не в том, что именно решил суд (хотя когда восемь недель спустя вышло постановление, в нем действительно говорилось, что действия АНБ были незаконными). Гораздо важнее то, что Грегори утверждал, что он знал о решении суда, потому что его источники рассказали ему об этом, а он передал информацию всему миру.

Таким образом, за несколько минут до того как Грегори поднял вопрос о том, что из-за написания статьи об АНБ меня следует отдать под суд, он сам сообщил о совершенно секретной информации, полученной из правительственного источника. Но никто никогда не скажет, что Грегори следует судить из-за его работы. Применение тех же самых мер по отношению к ведущему Meet the Press и его источнику кажется нелепым.

Скорее всего, Грегори не способен понять, что его раскрытие информации и мое — это одно и то же, поскольку он сообщал информацию в интересах правительства, стремящегося защитить и оправдать свои действия, в то время как я делал обратное и против воли чиновников.

Это, конечно, совершенно не соответствует тому, что подразумевается под свободой печати. Идея "четвертой власти" заключается в том, чтобы подвергать сомнению действия тех, в чьих руках и сосредоточена власть. Пресса должна настаивать на прозрачности работы правительства, опровергать ложь, которую постоянно распространяет государство, чтобы защитить себя. Без такой журналистики злоупотребления властью неизбежны. Если все, что могут журналисты, — это прославлять политических лидеров, то зачем нужны гарантии свободы печати, прописанные в Конституции? Гарантии необходимы для того, чтобы журналисты могли делать противоположное.

Двойной стандарт, применяемый к публикации секретной информации, становится еще более очевидным, когда речь заходит о неписаных требованиях "журналистской объективности". Как мы постоянно повторяем, журналисты не выражают мнения, они просто сообщают факты.

Это очевидный обман тщеславной профессии. Восприятие и мнение человека по своей природе субъективны. На каждую статью о новостях оказывают влияние высокосубъективные культурные, националистические и политические взгляды автора. И каждый продукт журналистики служит интересам той или иной фракции.

Соответственно, различие существует не между журналистами, которые имеют свое мнение, и теми, кто его не имеет, — такой категории нет. Водораздел проходит между журналистами, которые откровенно высказывают свое мнение, и теми, кто его скрывает, делая вид, что таковое просто отсутствует.

Идея о том, что журналисты должны быть свободны от мнений, — это не одно из древних требований профессии; в действительности это сравнительно новая теория, которая приводит к нейтрализации сил журналистики. Возможно, это даже является ее целью.

Эта недавно возникшая точка зрения отражает то, что, по мнению Джека Шафера, обозревателя Reuters, мы сейчас и наблюдаем — "печальную преданность корпоративистскому идеалу журналистики" и "болезненное отсутствие понимания истории". С момента появления журналистики в Соединенных

Штатах самые лучшие ее примеры, имеющие наибольшее влияние, зачастую включали в себя борьбу с несправедливостью. Корпоративистский журнализм, в котором нет мнения и нет души, отнял у профессии самые лучшие ее качества, сделав работу репортера несущественной: она больше не угрожает никому влиятельному, как этого и хотело правительство.

Помимо того что в подобном подходе к освещению событий содержится внутренняя проблема, стоит отметить, что правило практически никогда не соблюдают те, кто утверждают, будто считают его верным. Штатные журналисты постоянно высказывают свое мнение по целому ряду спорных вопросов, и при этом их не лишают профессионального статуса. Но это происходит тогда, когда эти мнения санкционированы Вашингтоном.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное