Весной 1938 года республиканцы потерпели на всех фронтах тяжелые поражения. Их армия потеряла от 30 % до 40 % первоначальной численности, полностью деморализованные войска бросали позиции и беспорядочно отступали. Премьер-министр Негрин сместил Индалесио Прието с поста военного министра и начал осуществлять энергичные меры для восстановления положения. В результате к лету были призваны 11 возрастных контингентов, армию усилили поступавшим новым вооружением и структурно реорганизовали в 22 армейских корпуса, 66 дивизий и 202 смешанные бригады. С этими силами республиканцы посчитали себя готовыми к наступательным операциям и форсировали реку Эбро, сражение на которой стало своего рода “лебединой песней” вооруженных сил правительства Народного фронта. Вначале наступление развивалось успешно, но затем после долгой и изнурительной битвы республиканцы откатились обратно за реку. Отход войск завершился 16 ноября и проходил в полном порядке, однако положения это не спасло. “Армия Эбро” потеряла до 70 % личного состава и лишилась соответствующего количества вооружений.
Напряженный летний период боев совпал со временем, когда после “чистки” внутренних подразделений НКВД настала очередь внешней разведки. И хотя сотрудники загранто-чек не догадывались о подлинном размахе репрессий, но все же глухие упоминания, а затем отрывочные рассказы немногих прибывавших с родины коллег не могли не внести смятения в их ряды. Факты подтверждали самые страшные предположения. Центр под благовидными предлогами одного за другим отзывал сотрудников резидентуры в Советский Союз, откуда они уже не возвращались. В июле очередь дошла до резидента.
Орлов получил из Москвы телеграмму с предписанием срочно прибыть на борт советского парохода “Свирь”, составленную слишком витиевато и без необходимости излишне подробно для шифрованного документа. Это оказалось ошибкой ее автора. Рассчитывая усыпить бдительность очередной намеченной жертвы, он лишь вспугнул старого волка тайной войны, не кабинетного, а “полевого” разведчика, который сам неоднократно расставлял другим ловушки и поизощреннее. 17 июля резидент пересек на машине французскую границу, забрал в Перпиньяне жену и дочь-подростка и срочно прибыл в Париж. Из сейфа резидентуры исчезли 60 тысяч долларов, хотя впоследствии сам Орлов признавался лишь в том, что забрал только 22800 долларов, якобы составивших его заработок за годы закордонной службы. Судьба остальных денег не выяснена до сих пор, да и не они являлись главной проблемой в этом побеге. За рубеж сбежал один из опытнейших руководителей внешней разведки среднего уровня, досконально владевший всеми тайнами работы НКВД в Испании и отчасти во Франции, стоявший у истоков германской ветви будущего “Красного оркестра” и кембриджской и оксфордской агентурных групп. Кроме того, он великолепно ориентировался во внутренних операциях НКВД и расстановке политических сил в Москве. Предательство такого человека неминуемо должно было повлечь за собой разгром самых эффективных агентурных сетей внешней разведки в Европе, однако этого не произошло, потому что не было самого предательства. Орлов просто ушел, спасаясь от неминуемой гибели, и 14 лет скрывался вначале в Канаде, а затем в Соединенных Штатах. Только после того, как добропорядочный пожилой гражданин по фамилии Берг вдруг передал в американский журнал “Лайф” отрывки из рукописи своей книги “Тайная история сталинских преступлений”, ФБР с ужасом обнаружило, кто столько лет находился под самым носом у американской контрразведки. И ни на одном из длинной серии допросов Орлов не выдал ни одного живого и не разоблаченного ранее агента. За исключением общих фраз или сведений об уже расшифрованных источниках, американцы не добились от него никакой полезной информации, и поэтому к знаменитому “Шведу” никак нельзя применить позорное определение “перебежчик”. Употребляя общепринятую советскую терминологию, он был невозвращенцем, но отнюдь не предателем, и в этом качестве выгодно отличался от всех перебежчиков из разведки до и после него.