Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Орлов прекрасно понимал, что НКВД будет разыскивать его для уничтожения не просто активно, а прямо-таки с остервенением. Поэтому он заранее подстраховался и отправил письма Сталину и Ежову с требованием отказаться от его преследования и не трогать оставшихся в СССР мать и тещу, угрожая в противном случае и в самом деле раскрыть всю известную ему агентуру, о которой обязывался молчать при соблюдении Москвой договоренности. Он выиграл. НКВД и его преемники даже не пытались уничтожить невозвращенца, и в 1973 году он скончался от сердеч-ного приступа в Кливленде на 78-м году жизни. Пожелавший остаться анонимным сотрудник ЦРУ с уважением и досадой заметил: “Орлов остался профессионалом до конца своих дней. Он раскрывал только то, что хотел раскрыть, и, как правило, в ответ на наши факты приводил собственные”[261]. Другой американский разведчик оценил его как “единственного в своем роде, самого разностороннего, мощного и результативного офицера за семьдесят три года существования советской разведывательной службы”[262].

А. М. Орлов

Н. И. Эйтингон

Несмотря на это, побег Орлова тяжело сказался на резидентуре. Прежде всего, никто не знал, каких действий можно было ожидать от ее бывшего руководителя, куда он направился и какую информацию может сдать противнику. Кроме того, инцидент крайне деморализовал сотрудников. Пришлось свернуть некоторые операции, в частности, весьма перспективную программу “Новый набор” по подготовке в нелегальной разведывательной школе под Барселоной 70 нелегалов из числа бойцов интербригад. Они предназначались для вывода в разные страны Европы на глубокое оседание и должны были активизироваться лишь по специальному приказу из Центра и только в случае начала войны с Германией. Руководил этим проектом заменивший Орлова на посту резидента Эйтингон (Наумов, генерал Котов), но поскольку план операции принадлежал “врагу народа”, Москва запретила осуществлять его и из-за этого во время войны была лишена весьма эффективных агентурных сетей. Справедливости ради следует заметить, что запрет был полностью оправдан, поскольку никто не мог с достоверностью утверждать, не совершил ли Орлов, кроме бегства, еще и предательство. А в этом весьма вероятном случае 70 нелегалов и все связанные с ними агенты неизбежно обрекались на провал и гибель, потому иное решение руководства разведки представить себе трудно.

Следует, однако, отметить, что на историю побега Орлова существует и иная точка зрения, принадлежащая весьма авторитетному в делах разведки человеку — П. А. Судоплатову. Этот ветеран НКВД/НКГБ крайне негативно относился к его поступку и заявлял: “Какая надобность… поднимать на щит перебежчика, укравшего у нашей разведки 60 тысяч долларов, что составляет сейчас примерно около миллиона долларов США… Он не раскрыл важнейшую агентуру — “Кембриджскую пятерку”. Она действительно не была им расшифрована, но только потому, что Никольский боялся быть привлеченным к ответственности за использование фальшивых американских документов, которыми он пользовался, контактируя с Филби. При этом, по понятным причинам, он до конца отрицал свое участие в политических убийствах и терроре в Испании. Но американские-то спецслужбы, которым было все известно, закрывали на это глаза, ибо Никольский был нужен им в политической борьбе с Советским Союзом и его разведкой.

Никольский, безусловно, повел себя как предатель. В обмен на гражданство и роль консультанта он “сдал” американским полицейским органам важных агентов советской разведки в США, которые были задействованы в 1940-е годы”[263].

Окончательное суждение по делу побега Орлова, как представляется автору, вынести невозможно. В открытых источниках отсутствуют данные о расшифрованных им агентах, хотя факт похищения наличных денег из сейфа резидентуры, безусловно, имел место. Однако следует отметить, что Орлов никогда и не заявлял, что бежал на Запад по идеологическим соображениям. Он спасал себя и свою семью, и в этих обстоятельствах не использовать все имевшиеся возможности было бы, мягко говоря, неразумно. И уж, безусловно, “Швед” не встал на путь открытого предательства, по которому пошли, например, Рейсс и Кривицкий. Читатель вправе сам придерживаться любого из двух указанных взглядов на побег мадридского резидента НКВД.

С середины 1938 года началось свертывание контактов республиканских разведывательных служб с советскими коллегами. Некоторое время их лично курировал премьер Не-грин, назначивший ответственным за координацию действий национальных разведывательных органов с представительством НКВД своего сына, но постепенно эта поддержка сошла на нет. В сложившихся условиях резидентура все больше ориентировалась на поддержку коммунистов и все меньше — на помощь правительству Испании, а значительная часть ее усилий была направлена на постепенную эвакуацию своих сотрудников, вывод в СССР некоторых руководящих деятелей КП И и отправку туда партийного имущества.