Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Первая кровь “изменников-чекистов” пролилась в возглавлявшемся Г. С. Люшковым УНКВД по Азово-Черноморскому краю, где были арестованы и вскоре расстреляны начальники Таганрогского городского отдела Е. Н. Баланюк и Новочеркасского районного отдела Д. И. Шаповалов. Согласно приговору суда, они “систематически информировали участников троцкистской организации об имевшихся в НКВД материалах антисоветской деятельности последних”[271]. На февральско-мартовском пленуме ЦК Ежов объявил о разоблачении бывшего начальника СПО троцкиста Молчанова и группы польских шпионов в ГУГБ. В рамках этого же дела весной и летом 1937 года нарком нанес удар по работникам польского направления Контрразведывательного отдела и чекистам польской национальности. Примерно в это же время было объявлено о разоблачении “латышской фашистской организации” в НКВД, а несколько позже очередь дошла до чистки региональных подразделений. Особенно пострадала в этом отношении Украина. Воз, врата вшийся в Киев комиссар госбезопасности 2-го ранга Леплевский немедленно вскрыл “заговор в НКВД УССР” и за краткий период, с июля по август практически истребил своих недавних союзников, сохранивших верность его бывшему покровителю, а затем главному обидчику Балицкому. Как и обещал в 1934 году, он действительно вернулся на Украину и столь активно взялся за проведение чисток, что вскоре вызвал возмущение даже у собственного руководства. Ни один из руководителей территориальных органов НКВД не был так привержен репрессиям по спискам и общему количеству арестованных, не утруждая аппарат отысканием хоть малейших формальных обоснований своих действий в отношении конкретных людей. За этот абсолютно неконтролируемый террор Ежов в январе 1938 года снял Леплевского с поста республиканского наркома и перевел начальником 6-го (транспортного) отдела ГУГБ НКВД СССР, а уже в апреле палач Украины был арестован и расстрелян.

А. И. Успенский

В Киеве Леплевский сдал дела А. И. Успенскому, ранее работавшему начальником УНКВД по Москве и Московской области. Очередной республиканский нарком закончил свою карьеру нестандартно. Горький опыт предшественников научил его многому, поэтому, получив завуалированное предупреждение от Ежова, он не стал дожидаться неизбежного ареста и расстрела после мучительных пыток, а просто скрылся. Успенский имитировал самоубийство, оставил предсмертное письмо и попытался исчезнуть по заранее заготовленным поддельным паспортам. Однако привыкшие подвергать все сомнению оперативники НКВД установили наблюдение за его женой и из некоторых нюансов ее поведения, заключили, что она знает о судьбе мужа больше, чем говорит. Дело дошло до самых высших инстанций. Сталин в записке на имя Берия 22 ноября 1938 года потребовал: “Нужно поставить чекистам задачу: Поймать Успенского во что бы то ни стало. Задета и опозорена честь чекистов, не могут поймать одного мерзавца — Успенского, который на глазах у всех ушел в подполье и издевается. Нельзя этого терпеть”[272]. В итоге беглеца в апреле 1939 года все же арестовали в Миасе Челябинской области и репрессировали, так что его отчаянная попытка лишь ненадолго отдалила неизбежный конец. По настоятельной личной просьбе партийного руководителя Украины Н. С. Хрущева вскоре расстреляли и жену бывшего наркома.

Чистка главка госбезопасности набрала размах, причем Ежов проделал всю эту работу отнюдь не сам. У наркома оказались активные помощники из числа озлобленных противников недавних фаворитов Ягоды. Когда в апреле 1937 года начальником ГУГБ и 1-м заместителем наркома стал Фриновский, аресты значительно участились. В течение месяца были репрессированы все люди Ягоды в центральном аппарате НКВД, включая практически не находившихся в подчинении наркома начальников Оперативного отдела Паукера и Спецотдела Бокия. Первый из них ведал охраной Сталина и других высших должностных лиц страны, а второй относился к НКВД в немалой степени условно, поэтому тронуть их без санкции первого лица в государстве не осмелился бы никто. Возможно, Бокий и избежал бы ареста и последующей казни, однако в последнем разговоре с Ежовым он, как всегда, повел себя дерзко и вызывающе, а на угрозу отстранения от должности надменно заявил, что не Сталин его на нее ставил, не ему и выгонять. Такая утрата связи с реальностью дорого обошлась излишне самоуверенному руководителю криптографической службы, и уже на следующий день он оказался во внутренней тюрьме НКВД.