Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

К этому времени аппарат Разведывательного управления РККА претерпел очередную реорганизацию, в результате которой его штатная численность составила 203 военнослужащих и 169 вольнонаемных сотрудников. Число структурных подразделений также значительно увеличилось, в разведке имелись теперь 12 номерных отделов и некоторые другие подразделения:

— первый отдел (западный агентурный);

— второй отдел (восточный агентурный);

— третий отдел (военно-техническая разведка);

— четвертый отдел (военно-морская разведка);

— пятый отдел (руководство разведкой округов и флотов);

— шестой отдел (радиоразведка);

— седьмой отдел (дешифровальный);

— восьмой отдел (военная цензура);

— девятый отдел (специальных заданий);

— десятый отдел (специальной техники);

— одиннадцатый отдел (внешних сношений);

— двенадцатый отдел (административный);

— отделение связи;

— секретно-шифровальное отделение;

— регистрационное отделение;

— редакционно-издательское отделение;

— отделение кадров;

— финансовое отделение;

— спецотделение “А”.

В декабре 1937 года к перечисленным добавился тринадцатый отдел (спецрадиосвя-зи), сформированный на базе существовавшего ранее отделения связи. Существовал также отдел “И", отвечавший за военную помощь Испании, однако фактически он находился в непосредственном подчинении у заместителя наркома обороны.

Изгнание из Разведупра профессионалов разведки самым печальным образом отразилось на положении Урицкого, ибо отныне некому было профессионально руководить управлением, и руководству наркомата быстро стала ясна его неспособность возглавлять столь ответственный участок. Поэтому в июне 1937 года его откомандировали на строевую должность командующего войсками Московского военного округа, а на пост начальника РУ вновь вернулся прибывший из Испании Берзин. К этому времени Артузов уже был арестован 13 мая 1937 года по делу о военно-фашистском заговоре в РККА и 21 августа расстрелян как швейцарский шпион, аналогичная участь постигла и многих его коллег. Разведка лишилась опытных агентуристов, специалистов по созданию зарубежных сетей, а заменить их было уже некем. Таким плачевным оказался итог вполне разумной попытки 1935 года освежить деятельность Разведупра за счет прихода туда новых людей.

Любопытная оценка обстановки в советской военной разведке содержится в послевоенном свидетельстве Франтишека Моравца, руководителя делегации 2-го отдела чехословацкого генерального штаба, в 1936 году прибывшей в Москву. Он отметил неожиданную для него слабость Разведупра, которую было трудно предположить в спецслужбе “режима, который был рожден и вскормлен в подпольной обстановке”[285]. Чехословацкий разведчик, обсуждавший в СССР вопросы обмена информацией о военных приготовлениях Третьего рейха, объяснял упущения в работе Разведупра главным образом совершенно неудовлетворительным составом советского агентурного аппарата в Германии. Моравец считал, что основной его проблемой явилась чрезмерная ставка СССР на зарубежных коммунистов, практически бесполезных ввиду отсутствия у них разведывательных возможностей после прихода к власти нацистов. Кроме того, он отмечал весьма слабую языковую подготовку сотрудников разведки, а также более теоретическое, нежели практическое знакомство ее руководителей с зарубежной обстановкой (в этом Моравец отчасти ошибался). Однако вполне справедливым являлось его наблюдение о получении многими офицерами Разведупра сведений о загранице не просто из печатных источников, но из тенденциозных и излишне идеологизированных советских публикаций. Отсюда вытекала главная, по его мнению, слабость советской военной разведки, заключавшаяся в неудовлетворительной постановке информационно-аналитической работы. По мнению Моравца, ее выполняли не вполне компетентные специалисты на основании данных, полученных от не всегда достоверных источников, что зачастую приводило к выдаче желаемого за действительное. Безусловно, чехословацкий разведчик увидел в Разведупре далеко не все, однако в целом подобная оценка может считаться справедливой. Реальная обстановка в управлении была бесконечно далека от многие годы изображавшейся советскими историками идиллии. Даже часто описываемую в мемуарах картину трогательного братства разведчиков следует рассматривать критически. Действительно, она способствовала созданию благоприятной психологической атмосферы, зато бесконечные встречи оперативных работников, в том числе и временно прибывших из-за рубежа, и их долгие беседы на служебные темы подчас свидетельствовали лишь об отсутствии дисциплины и грубейшем нарушении установленных правил и требований конспирации. Например, описанный ранее знаменитый копенгагенский провал произошел в феврале 1935 года именно по этим причинам, и он был далеко не единичен. Разведка нуждалась в принципиальном реформировании, а осуществить его было трудно, практически невозможно.