Неглинный мост

– Пойдем, – через каждые пять минут повторял Джеггер.

– Подождем, – тянул я, не двигаясь с места.

Наконец мы стали собираться, но тут я обнаружил, что портвейн мы тоже не допили, и я начал цедить из стакана мелкими глоточками. На это ушло еще полчаса. В результате, выскочив из окна Гоги на первом этаже, мы рысцой побежали к Белорусской, упросили пропустить нас в ВЫХОД (потому что ВХОД уже был закрыт) и запрыгали вниз по стоящему эскалатору. Джеггер мог ехать без пересадки, и я упросил его сначала добраться до Кузнецкого Моста, чтобы в случае чего не остаться в одиночестве. Но как водится последний поезд ушел из-под нашего носа, и в полвторого ночи мы оказались выкинутыми на Пл. Дзержинского без малейшей надежды возвращения домой.

Осмотревшись и поняв, что терять нам нечего, мы вынули две спички и стали тянуть, куда идти: налево или направо. Вышло направо, и мы погрузились в путаницу старых московских переулков. Чтобы немного развлечься, я дал Джеггеру карандаш, нацепил на него тарелку от Хэта (в тот день я здорово обчистил Контору, стащив «тарелки», маракас, бубен, рулон ватмана, кальку, кучу карандашей, перьев, баночек с тушью и многое другое) и стал бить по ней метровой линейкой. При этом я во все горло кричал: Спите, жители Багдада, все спокойно! К тому же у Джеггера кончались сигареты и спички, и завидев освещенное окно, я тут же начинал вопить: Эй, наверху, киньте сигарету! – И спички! – вторил Джеггер, но почему-то никто не реагировал.

Так мы ходили-бродили часов до четырех. И тут я вдруг увидел дом, чем-то мне знакомый, сосредоточился, сопоставил факты и понял, что это дом Джоконды. А жила она на Кировской, в роскошном старинном здании, в отличной квартире, где мы иногда проводили наши оргии. Смешно! Оказалось, что за три часа мы прошли лишь одну станцию метро: от Дзержинской до Кировской.

– А не зайти ли нам к Джоконде? – подал я интересную мысль, тем более что мы проголодались КАК СОБАКИ. И мы вошли в подъезд.

Но сам звонить в дверь я испугался, и как всегда подставил вперед Джеггера, научив его, что нужно говорить, и спрятался за выступ стены.

Джеггер позвонил. Дверь открыла маленькая Джокондина сестра и услышала ус-ловленную фразу: Я от Леды. Почему-то упоминание имени Леды действовало на всех домашних Джоконды магически, и через несколько секунд она сама появилась в дверях. Не знаю, что почувствовала Джоконда при виде незнакомого, весьма помятого и пьяного бородача, но не успела она и рта раскрыть, как я выскочил из своего укрытия и крепко сжал ее в объятиях.

Джоконда, милая девочка, не смогла пустить нас в гости, но вынесла нам по кусочку хлеба и вышла прогуляться вместе с нами. Мы оказались на любимом Чистом Пруду. Тут, чтобы хоть как-то немного согреться, я залез на скамейку и стал что-то петь, а Джоконда с Джеггером мне подпевали, хлопали в ладоши и приплясывали. Через некоторое время какой-то придурок-спортсмен выскочил из ближайшего подъезда и начал наматывать круги вокруг пруда. Это нас развеселило.

– Давай, жми, батя! – кричали мы ему всякий раз, когда он пробегал мимо, а он косил на нас сердитым взглядом и молча работал рычагами. Когда он пошел на восьмой круг, я вспомнил, что в сумке у меня лежит томик стихов Апполинера, на время презентованный мне Ледой. Обрадовавшись, я достал книгу и начал читать все подряд, а Джеггер с Джокондой изображали благодарных слушателей.

– Ты от старого мира устал, наконец! – кричал я на весь Бульвар. – Пастушка, о башня Эйфеля! Мосты в это утро блеют как стадо овец!

И так я дочитал весь сборник до конца. В шесть часов Джоконда не выдержала и ретировалась домой. Джеггер двинулся к метро. Я уговаривал его дождаться восьми часов и зайти на Остановку выпить пивка, но он уже был чуть жив, и мы разъехались по домам. А после Сессии Джеггер уехал в Херсонес на практику, и мы не виделись долгих три месяца. Эх, Джеггер, Джеггер, друг неизменный…

ЭПИЗОД 7

Мы познакомились с Заслуженным Банщиком в сентябре 79-го. Как-то мы заскочили выпить по бутылочке пива, и дабы не терять времени, примостились прямо у Валиного Ларька, благо погода благоприятствовала. Потом подошел еще кто-то из Наших, и вдруг мы заметили, что они СТОЛПИЛИСЬ одной кучей и громко смеются. Мы протолкались вперед и увидели невысокого растрепанного человека, держащего в одной руке бутылку пива, а другой отчаянно жестикулирующего. Это и был Заслуженный Банщик. Он с упоением читал стихи, в основном Есенина. Отсюда и пошло его прозвище – Есенин или просто Сережа. Мы же прозвали его Банщиком после того как он сам себя так назвал в разговоре с нами. Через пару дней мы, проходя мимо Сандунов, увидели, как он, разувшись (а было уже холодно) и засучив штаны до колен, с азартом мыл чью-то машину. И тогда мы поняли, какой он «банщик», но продолжали его так называть с такой же серьезностью, с какой он называл нас Заслуженными Архитекторами.