Неглубокая могила

Курц знал, что для того, чтобы попасть хотя бы в зал ожидания городской тюрьмы, Софии пришлось пройти через металлоискатель, следовательно, в сумочке, которую она небрежно бросила на пол под сиденье, оружия не было. Оставался только бардачок. Если София вздумала бы открыть бардачок во время недолгой поездки до своего дома, Курцу предстояло бы несколько весьма любопытных мгновений. Однако она даже не думала браться за крышку.

София жила в облагороженном здании, бывшем когда-то складом. В стенах прорубили огромные окна, пристроили металлические балконы, выходящие на центр города и на причал, в подвале выкопали охраняемую автостоянку, а у входа посадили охранников. «Совсем, как моя нынешняя дыра», – весело подумал Курц.

Открыв с помощью магнитной карточки ворота подземного гаража, София у лифта поздоровалась с охранником в форме и подняла Курца на шестой, последний этаж.

– Я приготовлю что-нибудь выпить, – сказала она, войдя в квартиру, заперев за собой дверь и бросив ключи в эмалированную вазочку на лакированном столике из красного дерева. – Виски устроит?

– Устроит, – согласился Курц.

У него крошки во рту не было с тех пор, как он съел маленький бутерброд рано утром – теперь уже вчера утром, больше двадцати часов назад.

Жилище дочери дона Фарино было очень уютным: открытая кирпичная кладка, современная мебель, тем не менее удобная на вид, в углу телевизор с огромным экраном, стандартный набор высококлассного стереофонического оборудования – видеомагнитофон, проигрыватель видеодисков, мощные усилители, колонки объемного звучания. На стенах плакаты французских минималистов в рамках – судя по всему, оригиналы, дорогие до безумия, сотни книг в шкафах из черного лакированного дерева и огромное полукруглое окно, господствующее в западной стене и выходящее на реку, причал и освещенные огнями мосты.

София протянула Курцу бокал. Он пригубил виски. «Чивас Ригал».

– Ты не собираешься похвалить мое логово? – спросила она.

Курц пожал плечами. Если бы он был квартирным вором, тут он бы поживился на славу, но у него были сомнения, что София примет подобное заявление за комплимент.

– Ты хотела поделиться со мной своими теориями, – напомнил он.

Отпив виски, София вздохнула.

– Курц, подойди сюда, – сказала она, не прикасаясь к нему, но подводя к зеркалу в рост у двери. – Что ты видишь? – спросила она, отступая на шаг назад.

– Себя, – ответил Курц.

На самом деле на него смотрел мужчина с запавшими глазами, спутанными волосами, в рваной окровавленной рубашке, со свежей ссадиной на щеке и засохшими кровавыми подтеками на лице и шее.

– Курц, от тебя воняет.

Он кивнул, принимая это замечание в том духе, в каком оно было сделано, – как простую констатацию факта.

– Тебе надо принять душ, – продолжала София. – Переодеться в свежее.

– Позже, – ответил он.

В его логове на заброшенном складе не было ни горячей воды, ни чистой одежды.

– Сейчас, – решительно заявила София.

Отобрав у него бокал с виски, она поставила его на стол. Затем направилась в ванную, выходившую в короткий коридор между гостиной и тем, что было похоже на спальню. Курц услышал шум воды. София высунула голову в коридор.

– Ты идешь?

– Нет, – бросил Курц.

– Господи, у тебя просто мания преследования.

«Да, – подумал Курц, – но в достаточной ли степени?»

Скинув туфли, София принялась снимать блузку и юбку. Под ними на ней были лишь белые трусики и белый бюстгальтер. Движением, которое Курц не видел наяву больше одиннадцати лет, София расстегнула застежку лифчика и отбросила его в сторону. Она осталась в белых кружевных трусиках, очень пристойных.

– Ну? – нетерпеливо спросила София.

Курц проверил входную дверь. Заперта на ключ и на засов. Затем заглянул в небольшую кухню. Еще одна дверь, запертая и на цепочке. Раздвинув дверь на балкон, он вышел на ажурное металлическое сооружение. На улице похолодало, начался дождь. Попасть на балкон можно было только спустившись с крыши. Вернувшись в квартиру, Курц прошел мимо Софии – прижавшей руки к груди, защищаясь от внезапного холодного сквозняка, но тем не менее покрывшейся мурашками, – и осмотрел спальню, заглянул в шкафы и под кровать.

Затем он вернулся в ванную.

София, полностью раздевшись, стояла под струями теплой воды. Ее длинные вьющиеся волосы уже были мокрыми.

– Господи, – бросила она в открытую дверь душевой кабины, – да ты просто параноик!

Курц снял с себя окровавленную одежду.

Курц был возбужден, но не до такой степени, чтобы потерять голову. Он давно пришел к выводу, что после первых двух лет воздержания тяга к сексу остается прежней, но одержимое стремление к нему или сводит людей с ума – в Аттике он вдоволь насмотрелся на это, – или опускается до чего-то вроде метафизического голода. Отбывая срок, Курц читал Эпиктета и других стоиков и нашел их философию восхитительной, но скучной. На его взгляд, вся хитрость заключалась в том, чтобы наслаждаться лишениями, но не идти у них на поводу.

София намылила его с ног до головы, не забыв налившийся в эрекции член. С его лицом она обращалась очень аккуратно, стараясь не попасть мылом в свежие ссадины.