Негодяй из Сефлё

Эта безотрадная перспектива помогла ему обрести необходимую твердость духа, он поднял трубку и четвертый раз с начала суток позвонил в обитель скорби.

– Нюман слушает.

Голос вдовы с каждым разом звучал все бодрее. Очередное подтверждение многократно засвидетельствованной способности человека приспосабливаться ко всему на свете. Мартин Бек встрепенулся и сказал:

– Это опять Бек.

– Ведь мы разговаривали с вами десять минут назад.

– Знаю. Извините меня. Вам очень тяжело говорить об этом… этом инциденте?

Неужели он не мог подобрать более удачное выражение?

– Начинаю привыкать, – сказала Анна Нюман весьма холодным тоном. – Что вам на сей раз угодно, господин комиссар?

– Хочу вернуться к тому телефонному разговору.

– С первым помощником комиссара Хультом?

– Вот именно. Итак, вам уже случалось разговаривать с ним раньше?

– Да.

– Вы его узнали по голосу?

– Разумеется, нет.

– Почему же «разумеется»?

– Потому что раньше я не спрашивала, кто говорит.

Вот это да. Крыть нечем. Надо было все-таки заставить Рённа поговорить с ней.

– Вам это не приходило в голову, господин комиссар? – спросила женщина.

– По правде говоря, нет.

Большинство на его месте покраснело бы или замялось. Но Мартин Бек был не из таких. Он продолжал с полной невозмутимостью:

– Тогда это мог быть кто угодно.

– Вам не кажется странным, чтобы кто угодно позвонил и назвался Пальмоном Харальдом Хультом?

– Я хотел сказать, что это мог быть другой человек, не Хульт.

– Кто же тогда?

«Вопрос по существу», – подумал Мартин Бек и сказал:

– А вы могли определить по голосу, молодой это человек или старый?

– Нет.

– А описать его голос?

– Ну, он был очень отчетливый. И звучал резко.

Точная характеристика Хультова голоса. Отчетливый и резкий. Но ведь множество полицейских разговаривает таким голосом, и прежде всего те, у кого за плечами военная служба. Да и не только полицейские.

– А не проще ли вам расспросить самого Хульта? – поинтересовалась женщина.

Мартин Бек воздержался от ответа. Он решил копнуть глубже.

– Быть полицейским прежде всего означает иметь кучу врагов.

– Да, вы уже это сказали при втором разговоре. Кстати, господин комиссар, вы сознаете, что это уже наш пятый разговор менее чем за двенадцать часов?

– Очень сожалею. Вы сказали тогда, будто не знаете, что у вашего мужа были враги.

– Сказала.

– Но вы хоть знали, что у вашего мужа были неприятности по службе?

Ему послышался в трубке короткий смешок.

– А теперь я не понимаю, о чем вы.

Да, она действительно смеялась.

– Я о том, – сказал Мартин Бек без всяких околичностей, – что очень многие считали вашего мужа плохим полицейским, который не справлялся со своими обязанностями.

Фраза сработала. Разговор снова принял серьезное направление.

– Вы шутите, господин комиссар?

– Отнюдь, – примирительно сказал Мартин Бек. – Я не шучу. На вашего мужа поступало много жалоб.

– За что?

– За жестокость.

Она торопливо перевела дух и сказала:

– Это абсолютная нелепица. Вы, должно быть, спутали его с кем-нибудь.

– Не думаю.

– Но Стиг был самым мягкосердечным из всех людей, каких я когда-либо встречала. К примеру, мы всегда держали собаку. Вернее, четырех собак, по очереди. Стиг очень их любил, относился к ним с бесконечным терпением, даже когда они еще не умели проситься на улицу. Он мог неделями возиться с ними и никогда не раздражался.

– Так, так.

– И ни разу в жизни он не позволил себе ударить ребенка. Даже когда они были маленькие.

Мартин Бек частенько себе это позволял, особенно когда они были маленькие.

– Значит, никаких неприятностей по службе у него быть не могло?

– Нет. Я уже сказала вам, что он почти никогда не говорил с нами о своей работе. Но я просто-напросто не верю в эти россказни. Вы, наверное, ошиблись.

– Но ведь были у него какие-то взгляды? Хотя бы на самые общие вопросы?

– Да, он считал, что общество с точки зрения морали близко к гибели, ибо у нас неудачный режим.

За такой взгляд человека едва ли можно было осуждать. Одна беда: Стиг Нюман принадлежал к тому меньшинству, которое располагало должной властью, чтобы сделать положение еще хуже при удобном случае.

– Вы еще о чем-нибудь хотели спросить? – поинтересовалась Анна Нюман. – А то у меня довольно много хлопот.

– Нет, во всяком случае, не сейчас. Я очень сожалею, что мне пришлось вас побеспокоить.

– Ах, не о чем говорить.

В голосе ее не было убежденности.

– Но нам все-таки придется попросить вас идентифицировать голос.

– Голос Хульта?

– Да. Как вы думаете, удастся вам его узнать?

– Вполне возможно. До свиданья.

– До свиданья.

Мартин Бек отодвинул аппарат. Стрёмгрен приволок еще какую-то бумагу. Рённ стоял у окна и глядел на улицу, очки у него съехали на кончик носа.

– Значит, так, – сказал Рённ спокойно. – Ценная мысль.

– В каком роде войск служил Хульт? – спросил Мартин Бек.

– В кавалерии, – ответил Рённ.

Рай земной для новобранцев.

– А Эриксон?

– Он был артиллерист.

Пятнадцать секунд в комнате царила полная тишина.

– Ты думаешь про штык?

– Да.

– Я тоже.

– А что ты думаешь?

– Что такой штык может купить себе любой за пять монет на армейском складе излишков.

Мартин Бек промолчал.