– А то и нашел, что она девчонка. Вообще, если подумать, в ней есть что-то от О'Брайен. Мне кажется, она могла напомнить ему Леони в молодости, – ответил Дерек. Леони словно приросла к полу.
– Наверняка, – сказал Дэйв. – Интересно, получится у них что-нибудь?
– Кто знает, мой дорогой друг, – философски ответил Дерек.
Леони было довольно того, что она услышала. Пройдя на цыпочках мимо двери, она бегом бросилась в буфет. Мысли путались. Она не могла сосредоточиться. Неужели они говорили об Аманде? Действительно ли Роб увлекся ею? Неужели, ужаснулась она, неужели он был с ней близок?
За завтраком Леони отчаянно пыталась держать себя в руках, чересчур оживленно беседуя с актером, исполнявшим роль кардинала, но едва притронулась к салату. Вернувшись к себе, она прилегла и попыталась успокоиться. Но разум отказывался повиноваться. В три часа пора было репетировать следующую сцену. Леони взглянула на себя в зеркало – лицо пылало, глаза горели – и усилием воли взяла себя в руки. "Не позволяй эмоциям мешать работе, – приказала она самой себе. – Ты выбросишь все это из головы и будешь играть. Ты профессионал и должна вести себя подобающе".
И она вышла на площадку, стараясь следовать своим же советам. Это было нелегко, поскольку обрывки подслушанного разговора всплывали в памяти в самые неподходящие моменты, но она, стиснув зубы, продолжала играть, и никто не заподозрил бушевавшей в ней бури. Покидая вечером студию, Леони думала лишь об одном: она должна объясниться с Робом, и как можно скорее.
11
В тревоге и смятении возвращалась Шейла в свой крохотный коттедж в деревушке Уайтвуд, что находилась в шести милях от Саут Молдинга. По тому, как вела себя Элизабет, можно было со всей определенностью сказать, что она знала о ее романе с Симоном; Шейла до сих пор не могла прийти в себя после той встречи у прилавка на ярмарке, когда Элизабет безошибочно угадала в ней любовницу мужа. Симон редко говорил о своей жене, лишь иногда вскользь упоминал в разговоре: "Во вторник увидеться не сможем. Лиз пригласила гостей" или "Лиз поехала на вокзал встречать мальчиков, и я сегодня должен быть дома"; и Шейла покорно играла отведенную ей роль любовницы, которой суждено было вечно уступать его домашним приоритетам.
После детского танцевального праздника Шейла твердо решила набраться мужества и представиться Элизабет в качестве служащей министерства Симона. Чувствуя, что назревает скандал, она хотела предложить ей свои услуги, помочь в переговорах с прессой. Ее снедал тайный страх, что, если Элизабет действительно знает о ее связи с Симоном, тогда их отношениям придет конец. Для Шейлы это было равносильно катастрофе: жизнь без Симона уже не имела для нее смысла. И единственной возможностью предотвратить надвигающуюся опасность было убедить Элизабет в том, что она не более чем коллега Симона по работе. А может, и в самом деле она неверно истолковала взгляд Элизабет? Как бы то ни было, надо было отвести любые подозрения. Шейла твердо верила в то, что лучший способ защиты – в нападении, и, направляясь к Элизабет, она уже знала, что сказать.
"Миссис Брентфорд, мне следовало представиться вам раньше. Я работаю в министерстве, возглавляемом мистером Брентфордом. Могу я предложить вам свою помощь? Похоже, возникли некоторые осложнения". Эти фразы она повторяла про себя, пока шла к очаровательной супруге Симона. Но, подойдя к Элизабет, увидела ее лицо, и тщательно подобранные слова так и замерли на устах. И по дороге домой в памяти все звучал голос Элизабет: "Все кончено. Все кончено".
Что она имела в виду? Свой брак, его карьеру, их роман – Боже, умоляю, только не их роман. Шейла гнала автомобиль на предельной скорости. Дорога была узкой, и, попадись ей навстречу такой же лихач, аварии не избежать. Но она, невзирая на опасность, не сбавляла скорости. Ей необходимо как можно скорее добраться до дома, все как следует обдумать. Просто сесть и подумать. Какого черта Элизабет всучила ей эту подушку? Если она имела в виду, что кончен их брак, тогда она, очевидно, полагала, что Шейле может пригодиться эта безделица в новом доме, где будут жить они с Симоном. Если же она хотела сказать, что окончен их роман, тогда, видимо, Шейле она понадобится, чтобы выплакать в нее свою тоску. Подарок, что ни говори, был странный, и намек, в нем содержащийся, рождал тревожные предчувствия.