Негодяйка

Несмотря на настойчивость Симона в отношении аборта, Леони никогда всерьез не задумывалась над этим. Когда она заподозрила беременность, ее первым чувством была несказанная радость: родится ребенок, который еще больше сблизит их с Симоном. И теперь, хотя Симон и отверг ее, она не могла вот так вдруг убить свои чувства и отказаться от ребенка. В самом начале их размолвки она еще была бы способна решиться на аборт и даже хотела этого. Но аборт сейчас, хотя и казался разумным выходом, выглядел бы убийством.

Молодая, наивная, полная оптимизма, Леони была уверена, что сможет совместить ребенка и карьеру. И не важно, что Симон говорит сейчас, он обязательно поможет ей, как только родится малютка. Может быть, даже вернется к ней, увидев малыша. Леони решилась написать Симону, сообщив о том, что решила рожать и воспитывать ребенка одна. Он в конце концов ответил, сообщив в свою очередь, что она дура, но он поможет ей – будет высылать еженедельное пособие. Ни на что другое она рассчитывать уже не могла.

Леони окончила драматическую школу с блеском, но тех, кто предсказывал ей головокружительную карьеру на сцене одного из театров Уэст-Энда или под покровительством какой-нибудь престижной театральной компании, ждало разочарование. Первое время сокурсники и педагоги еще недоумевали, что же с ней произошло, но, пока месяц за месяцем медленно тянулась беременность, о Леони начали забывать. Только самые близкие друзья знали о ее положении, и она не собиралась это афишировать. Как зверек, зализывающий раны, она отсиживалась в своей квартирке, которую делила с Изабель и Трэйси – подругами по драмшколе, выползая только в магазин, на гимнастику, которая была ей необходима, и за социальным страховым пособием.

Роды прошли тяжело. Леони была молодой и здоровой, но из-за своих узких бедер и большой головки ребенка ей пришлось страдать долго и мучительно. Двадцать изнурительных часов провела она в этой жестокой схватке, пока наконец не появился на свет ребенок – маленькая девочка с сердитым, помятым красным личиком и рыжеволосой головкой, которая и причинила столько мук. Леони, опустошенная, распластанная на жесткой больничной кровати, услышала первый плач своего ребенка и протянула руки к дочурке. И когда няня осторожно передала ей девочку, она взглянула на это незнакомое, странное существо и почувствовала… она не почувствовала ничего. Слезы подступили к глазам, она покачала головой.

– Извините… я так устала. Может быть, позже.

– Конечно, милая, – сочувственно произнесла няня и, забрав ребенка, ушла. Позже, когда Леони окрепла, ребенка принесли опять, и Леони попыталась накормить его, но молока не было. И пока малышка тщетно и болезненно глодала ее соски, Леони испытала странное чувство. Эта маленькая девочка, которая должна была так много значить для нее, казалось, не имела к ней никакого отношения. Ей нужен был только Симон – Симон, который даже не пришел, хотя она написала ему о ребенке, – только он, но не это дитя.

Из-за тяжелых родов Леони пришлось провести в больнице почти неделю. За это время она научилась ухаживать за девочкой, которую решила назвать Амандой, кормить ее, пеленать, укачивать, когда та плакала. Но, когда выдавалась свободная минутка, чтобы отдохнуть и подумать, ее посещала одна и та же мысль: уход за маленьким ребенком требует двадцати четырех часов в сутки и совмещать его с работой, без которой она не смогла бы содержать их двоих, невозможно. Решение отдать Аманду на попечение, хотя бы временно, далось ей не так трудно, как она предполагала. Она позвонила Симону, чтобы сообщить об этом, и он согласился платить еженедельное вознаграждение кормилице Аманды.

Уверовав в отсутствие сильных материнских чувств к своему ребенку, Леони оказалась совершенно неподготовленной к ощущению потери, которое она испытала, передавая Аманду миссис Майлз, жизнерадостной, средних лет кормилице. Она с отвращением наблюдала, как чужая женщина, казалось, тут же присвоила себе ее ребенка; Аманда уютно устроилась на ее руках – у Леони никогда не получалось так держать ее. И когда женщина вышла, унося ребенка, Леони словно приросла к полу, не в силах двинуться с места, заставить себя покинуть этот милый загородный домишко.

Изабель, любезно согласившаяся привезти сюда Леони на своей старенькой и ненадежной "мини", тщетно пыталась разговорить подругу на обратной дороге в Лондон. Леони сидела, невидящим взглядом уставившись в окно, забыв обо всем на свете, чувствуя лишь боль жгучей раны, открывшейся в ее сердце.

В течение полутора месяцев Леони каждую неделю ездила на автобусе в Эшбурн навещать дочку. Всякий раз она удивлялась, как быстро развивается ребенок, из беспомощного и зависимого маленького существа превращаясь в осмысленного крепыша. Ей казалось, что Аманда узнаёт ее, но она не была в этом уверена. Самым же мучительным для нее было видеть, с какой радостью и оживлением встречает ее дочь свою кормилицу.

Во время шестого визита миссис Майлз задержала Леони, уже покидавшую дом, и смущенно сказала: