- Дикость и азиатчина российского императора выражается и в том, что он в отличие от своих коронованных родственников в цивилизованной Европе уверен, что царь, а не народ является выразителем божественного провидения, а потому только он один прав всегда. Вот что поведал Альтшиллеру самолично граф Пурталес. Как-то граф обмолвился в присутствии Николая Александровича о том, что монарху необходимо заслужить доверие народа, и это мудро делает его кузен Вилли. Его величество император российский ответствовал с мягкой улыбкой: "А не так ли обстоит дело, что моему народу следовало бы заслужить мое доверие?" Вот в этих-то словах и таится ключ к пониманию политики Николая Романова по отношению к обществу...
Кедрин сидел, с благоговейным ужасом внимая тираде австрийского подданного. Он никогда не слышал столь откровенных оценок политики императорского двора, личности монарха. Вместе с тем не мог не отдать должное прямоте и циничной точности этих оценок. Кедрин подумал о том, что ему потребуется еще много лет заниматься политикой, приобретать шлифовку и лоск в собеседованиях с братьями-масонами, местоблюстителями важных государственных постов в империи, прежде чем он научится вот так же свободно и непринужденно изрекать глубокие формулы, касающиеся изначальных основ политики.
Он не мог представить себе, что эмиссар австро-венгерской и германской разведок, купец и финансист Альтшиллер излагал с пафосом не собственные мысли, а удачно компилировал высказывания своих высокопоставленных друзей и партнеров по картам, таких, как Вышнеградский, Манус, Тимашев, Рубинштейн.
Раздробленный огромный клан российской буржуазии - финансовой, торговой, служивой и промышленной - весьма не одобрял поведение в государственных делах самодержца всея Руси, оберегавшего все самое отсталое и феодальное в своем государстве. Вышнеградские, Манусы, Рябушинские и Тимашевы, Рубинштейны и Унгерн-Штернберги, Бурдуковы и Веревкины хотели получить больше свободы, нет, не лично для себя, ее им хватало, и не для простого народа, которому они и не собирались ее уступать, а для своих капиталов, для своих банков, фабрик, заводов, концессий, свободы бесконтрольно хозяйничать на русской земле, как делали это их собратья в Англии, Франции, Германии и других "цивилизованных" странах Европы. Царь и его жадная придворная клика, пустоголовые и бездеятельные осколки помещичьего дворянства, алчная и насквозь прогнившая бюрократия мешали им, стискивали предприимчивость толстосумов, оборотистость лабазников, размах заводчиков, предусмотрительность финансистов.
Все империалистские устремления и аппетиты буржуазии сковывались строками уложений, сохранившихся чуть ли не от царя Петра. И если мелкие купчишки, приказчики, кабатчики и прочая "мелкота" еще самозабвенно сучили кулаки супротив "революции" и "стюдентиков", вздымали хоругви над охотнорядскими дружинами "Союза русского народа", упоенно орали лужеными глотками сквозь слезы благой радости "Боже, царя храни!", то крупные гешефтмахеры, сидя в роскошных кабинетах банков, конторах фабрик и товариществ, искали форм своей новой и более совершенной, чем самодержавие, организации для движения к реальной и суверенной власти его величества "российского капитала".
...Ужин продолжался деловито и неспешно. Тут же собратья послали мальчика на Невский в отделение общества спальных вагонов взять на завтра до Берлина в норд-экспрессе купе целиком, не постояв за платой. Договорились, что из Эйдкунена, германской пограничной станции, Кедрин даст в Берлинскую ложу телеграмму с условным текстом, любезно продиктованным в его записную книжку Альтшиллером.
Кедрину все хотелось спросить партнера, какая же награда выйдет ему в Берлине за столь скорую доставку наиважнейших сообщений, но он решил, что ждать осталось всего пару суток и несолидно размениваться в глазах Альтшиллера на такие мелочи. Ему очень хотелось какого-нибудь германского ордена, пусть самого невысокого, и он старательно ловил момент, чтобы намекнуть об этом Альтшиллеру. Но тот, прекрасно понимая желание Кедрина завести разговор о вознаграждении, всячески уклонялся от каких-либо обещаний, переводил речь на биржевые котировки и концессии. Особенно занимало мысли Альтшиллера основание пресловутым Треповым в минувшем году акционерного общества Кузнецких угольных копей - так называемого "Копикуз".
- Ах, до чего же богата Россия за Уралом! - вздыхал Альтшиллер. - В Сибирь надо вкладывать капиталы!
При словах "В Сибирь..." задумавшийся было Кедрин вздрогнул и с наигранной веселостью перебил хозяина:
- А не закатиться ли нам к цыганам?!
- Пфуй, до сих пор не могу уяснить себе, что именно находят культурные жители Петербурга в этих диких кочевниках?! - возмутился Альтшиллер. Он наотрез отказался следовать за Кедриным в загородный ресторан, где цыгане и цыганки демонстрировали веселящемуся обществу Питера свое экзотическое искусство.
34. Берлин - Потсдам, январь 1913 года