Неясный профиль

– Собака? Кто принес вам собаку?

Я удивилась. В конце концов, я прекрасно могла ее купить или найти. Похоже, он думает, что я все получаю только в подарок. Он, видимо, считает, что я начисто лишена всякой инициативы, хотя в данном случае он не ошибся.

– Мне ее подарил брат Дидье, – ответила я. – Луи Дале принес мне сегодня на работу собаку.

– Луи Дале? – переспросил Юлиус. – Ветеринар? Вы его знаете?

– Немного, – сказала я неопределенно. – Во всяком случае, у меня теперь собака, и я не могу оставить ее на целый вечер одну, они будут выть… она будет выть, – поправилась я.

– Но это, наконец, смешно, – возмутился Юлиус. – Хотите, я пришлю мадемуазель Баро присмотреть за ней?

– С какой стати ваша секретарша будет сидеть с моей собакой? И потом, нужно, чтобы щенок ко мне привыкал.

– Послушайте, – сказал Юлиус, – все это очень странно. Я приеду к вам через час.

– Нет, нет, – залепетала я, – нет…

Я отчаянно искала какую-нибудь отговорку. Ничто не могло бы так испортить этот вечер, как приход Юлиуса, решительного и энергичного. Собака окажется в приемнике для щенков, где-то в Нейи, я в кино с Юлиусом, а Луи – я точно знала, что Луи вернется в деревню, и я никогда его больше не увижу. Я вдруг почувствовала, что эта мысль для меня невыносима.

– Нет, – сказала я, – я должна с ним погулять, купить ему кое-что, я сейчас ухожу.

Последовало молчание.

– И что же это за собака? – услышала я наконец голос Юлиуса.

– Не знаю, он рыжий с черным. Неопределенной породы.

– Вы могли бы сказать мне, что хотите собаку, я знаю владельцев самых лучших пород.

Это прозвучало как упрек. Я начала злиться.

– Так уж вышло, – сказала я. – Юлиус, извините, меня зовет собака. Увидимся завтра.

Он ответил «хорошо» и повесил трубку. Я вздохнула с облегчением, потом бросилась в ванную, надела свитер и брюки – для собаки – и подкрасилась – для мужчины. Поставила пластинку, открыла окно и, напевая, накрыла письменный стол на три прибора – я была вполне довольна жизнью. Я была свободна, у меня была собака-ребенок и обаятельный незнакомец, который пошел добывать нам еду. Впервые за долгое, очень долгое время мне предстояло провести вечер с незнакомым мужчиной, моим ровесником, который мне нравился. С тех пор как я познакомилась с Аланом, мои редкие приключения были похожи на тот случай с пианистом в Нассау. Да, впервые за пять лет у меня бьется сердце, как перед свиданием.

В десять часов вечера, когда пес уже спал, Луи наконец понемногу заговорил о себе.

– Я, наверно, показался вам грубияном, – сказал он, – когда мы встретились в первый раз. На самом деле вы мне сразу понравились тогда, в баре, а когда я понял, что вы и есть Жозе, то есть та молодая женщина, о которой говорил Дидье и которая принадлежит к кругу людей, для меня невыносимых, я был так разочарован и так разозлился, что вел себя не лучшим образом.

Он умолк и вдруг повернулся ко мне.

– Правда, с того момента, как вы вошли в бар и я протянул вам газету, я подумал, что однажды вы станете моей – а через три минуты узнаю, что вы принадлежите Юлиусу А. Краму. Я прямо взбесился от ревности и разочарования.

– Как у вас все быстро, – сказала я.

– Да, я всегда все решал быстро, даже чересчур. Когда наши родители умерли, оставив нам большое мебельное дело, я решил, пусть им занимается Дидье, как в плане рекламы, так и в коммерческом. Я выучился на ветеринара и сбежал в Солонь, там мне лучше. Дидье любит Париж, галереи, выставки и всех этих людей, которых я не выношу.

– В чем вы можете их упрекнуть?

– Ни в чем конкретно. Они мертвы. Они живут постольку, поскольку у них есть состояние и положение в обществе, они опасны. Частое общение с ними затягивает, это может плохо кончиться.

– Это затягивает, если зависишь от них, – возразила я.

– Всегда зависишь от людей, с которыми живешь. Вот почему я пришел в ужас, узнав, что вы с Юлиусом А. Крамом. Это человек холодный, как лед, и вместе с тем одержимый…

Я перебила его:

– Во-первых, я не с Юлиусом А. Крамом.

– Теперь-то я понимаю, что нет, – кивнул он.

– И кроме того, – добавила я, – он всегда был безупречен по отношению ко мне, очень мил и совершенно бескорыстен.

– В конце концов я поверю, что вам двенадцать лет, – сказал он. – Я все думаю, как заставить вас понять, что вам угрожает. И я добьюсь этого.

Он протянул руку и привлек меня к себе. Сердце мое бешено колотилось. Он обнял меня и на секунду застыл, прижавшись щекой к моему лбу, и я почувствовала, что он дрожит. Потом он меня поцеловал. И тысячи фанфар желания запели, тысячей тамтамов забила кровь в наших жилах, и тысячи скрипок наслаждения заиграли для нас вальс. Позже, ночью, лежа рядом, мы шептали друг другу какие-то безумные слова, сетовали, что не встретились двадцать лет назад, и спрашивали себя, как мы могли жить до сих пор. А пес спал себе под столом, до того невинный, что и мы оба стали такими же.