Нейлоновая шубка

Пророчица ничего не ответила. Санька хлопнул дверью и выбежал на улицу. Остаток дня он провел в «Балчуге». Пресвитер страшно напился и был препровожден в вытрезвитель, где его встретили как старого знакомого.

— Опять наш безбожник пожаловал! — сказал дежурный санитар, помогая Саньке освободиться от одежд.

— Сволочи вы! — сказал Санька. — Развалили антирелигиозную работу. Бить вас за это мало!

Между тем Инга Федоровна зачастила в молельню. Впоследствии значительная часть паствы высказала мнение, что прекрасная адвокатша была эмиссаром дьявола. Ведь завпреисподней никогда не упускает случая подобрать ключи к малоустойчивой христианской душе. В борьбе за такую душу он проявляет удивительное коварство, недюжинные организаторские способности и лютое нечеловеческое упорство.

Посредством адвокатши колеблющийся пресвитер и был уловлен в поганые сети… И впрямь, Саня мечтал о прекрасной адвокатше. Хорошо бы заиметь такую жену. Хорошо бы зажить по-человечески. Хорошо бы плюнуть на паству. Он возненавидел Таисию. От ревности пророчица осатанела. Чуть ли не ежедневно она закатывала скандалы, которые дышали поистине библейской яростью.

Развязка наступила в день крещения очередного новичка. Четвертый час шло моление. Новобранец-сектант никак не мог дойти до ангельских слов. Паства сильно притомилась. Таисия ползала на коленях по молельне, выкрикивала разные мелкие пророчества. Вдруг она остановилась перед Ингой Федоровной.

— Вижу! — возопила она.

Инга Федоровна испуганно отшатнулась.

— Дьяволицу вижу! — уже шепотом произнесла пророчица, указывая перстом на адвокатшу.

— Опомнитесь, дорогая! — залепетала не на шутку испуганная Инга Федоровна.

Вторжение дьявола в пределы молельни насторожило паству. Братья и сестры прекратили возносить молитвы. Наступила нехорошая тишина.

— Уймись, сестра Таисия! — строго сказал Саня, стараясь предупредить надвигающийся скандал.

— Ирод! Сатаны заступник! — закричала Таисия.

«Начинается представление, — со страхом подумал Санька. — Сейчас она развернется на всю катушку!»

Пророчица оправдала самые худшие предположения шофера-пресвитера. Она заметалась по молельне, умоляя сестер изгнать дьяволицу. Она закатила добротный истерический припадок с плачем, судорогами, выкриками и до того накалила сестер, что те чуть не бросились на адвокатшу. В разгар своих пророческих обличений Таисия вцепилась в волосы сопернице. Сектанты угрожающе загудели. Новобранец начал выкрикивать ангельские слова. Но на него уже никто не обращал внимания. Саня с трудом вырвал из цепких рук пророчицы Ингу Федоровну. Прекрасная адвокатша рыдала. Таисия в два прыжка очутилась на кафедре. Простирая руки к небу, она прокляла пресвитера. Саня вместе с Ингой Федоровной, не дожидаясь возможных разоблачений, поспешил покинуть молитвенный дом.

Неделю спустя на Рязанском шоссе катил грузовик с огромным серебристым прицепом. Вдоль бортов шла четкая надпись: «Междугородние централизованные перевозки». За рулем сидел свежевыбритый, помолодевший Саня. Теплый воздух, настоянный на сосне, врывался в кабину. Из придорожного леса доносилось задорное пение птах. В кабине плясали солнечные лучи. Саня насвистывал песенку, вовсе не похожую на псалом. А в это время Инга Федоровна приняла решение окончательно порвать с интересным пресвитером, решившим почему-то стать обыкновенным шофером.

После многих бессонных ночей, небрежно одетая, поникшая адвокатша явилась в комиссионный магазин. Крупные алмазные слезы безостановочно катились из ее глаз. Инга Федоровна покорно положила шубку на отполированный прилавок. Она была так расстроена, что даже не отреагировала на уценку, произведенную Веней-музыкантом.

— Бедняжка, — прошептала Матильда Семеновна.

Инга Федоровна ничего не ответила. Она, как сомнамбула, вышла из магазина.

Новелла о неистовом СПЕКУЛЯНТЕ

Глава четырнадцатая

«НОМЕРКИ СНИМАЮТ ДУРАКИ». ОПЕРАЦИЯ «МИМОЗА». РЕБЕНОК ГЕНРИЕТТА И МЕТАТЕЛЬ МОЛОТА. ПОМИДОРНЫЙ ПОЕЗД

Шалва Константинович Гогоберашвили был высоким и стройным, как пирамидальный тополь. Его талии могла бы позавидовать профессиональная балерина, а голубоватой седине — благородный опереточный отец. Помимо талии и седины, Гогоберашвили обладал еще и многими другими достоинствами. Несмотря на свои шестьдесят шесть лет, он мог лихо сплясать лезгинку, выпить одним духом литровый рог вина и не вставать из-за пиршественного стола восемь часов кряду — полный рабочий день. Если он прихватывал и ночь, что тоже случалось довольно часто, то утром опохмелялся доброй миской мацони, принесенной из погреба, и стаканом сухого вина, после чего становился свежим, как цветок, омытый на заре росой.

Многочисленный род Гогоберашвили гордился своими чаеводами, энергетиками, сталеварами, летчиками, был у них и знаменитый математик. Все Гогоберашвили трудились в поте лица, один лишь Шалва Константинович не снимал номерка с табельной доски.

— Пусть его снимают дураки, я проживу и так! — говорил он.

— За всю жизнь ты толком не проработал ни одного дня! — возмущались родичи.