Нейлоновая шубка

Они вышли на улицу. Хольман шагал, что-то бормоча себе под нос. Глядя на его унылую проутюженную полусогнутую фигуру, на его бесцветное лицо и водянисто-голубые глаза. Корж подумал: «Хорош экземплярчик. И зачем только он к нам пожаловал?»

Глава двадцать четвертая

МОГУЧАЯ АФИША. НЕУТЕШИТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ

Хольман переночевал в доме приезжих. Следующее утро не принесло ему желанного облегчения. Он встал поздно, вышел на улицу. Было холодно, сыро и неуютно. Хольман поёжился. Мимо проехала телега с двумя фанерными щитами по бокам. Щиты извещали:

КЛУБ ИМ. 1 МАЯ

Только два дня.

Грандиозное эстрадно-цирковое представление в 2-х отделениях

БУДЕМ ЗНАКОМЫ!

ИННОКЕНТИЙ ЛОШАТНИКОВ.

Фельетон. Пародия. Реприза. Куплет.

СВАДЬБА ГЛУХОНЕМЫХ.

Мимическая сценка с музыкой.

«ТАМЕРЛАН!»

Медведь-гигант с Гималаев под управлением Лаврушайтиса.

ЧУДО-БОГАТЫРЬ ИВАН БУБНОВ!

Рекордный мост. Пляска гирь. Полуторка на груди. Разбитие железобетонных блоков.

ЛЮБИМЦЫ ПУБЛИКИ

БЛИЗНЕЦЫ САТИРИКИ

ЖОРА И ВИТОЛЬД ДЕРИБАС!

Ах, зачем нам Кукарача! Ковбойская канитель. У них на авеню. Показ и разоблачение рок-н-ролла.

а также

критические частушки:

«Две веселые подружки

Вам сейчас споют частушки

И коснутся между тем

Здесь различных местных тем».

Начало в 7 часов вечера. Принимаются коллективные заявки.

Хольман прочел афишу и пошел по улице, обсаженной тополями. За могучей тополиной оградой прятались опрятные стандартные домики. Пейзаж был не для его газеты. Хольман в сердцах закрыл объектив фотоаппарата.

На площади перед правлением колхоза стояли элегантные грузовички Кутаисского завода, а у коновязи — несколько мотоциклов и мотороллер «Вятка». У столба под репродуктором сидел Паша Семиреков. Он слушал музыку, вытянув журавлиную шею. Хольман быстро изготовился и щелкнул аппаратом. «Неплохой сюжетик», — подумал он и на ходу сочинил подпись: «Обнищавший, задавленный советский колхозник не в состоянии приобрести радиоприемник из-за непомерного радионалога. Он вынужден слушать радио, сидя на улице».

Хольман зашел в несколько домов. Долго беседовал с колхозниками. Беседы не принесли ему профессиональной радости, местные аборигены показались ему в высшей степени ограниченными людьми. Никто из них не мечтал о свободном предпринимательстве, многопартийной парламентской системе, хуторах, мажоритарных выборах, ковбойских фильмах, акционерных обществах на паях, жевательной резинке и абстрактном искусстве. Из аборигенов нельзя было выжать мало-мальски приличной цитаты.

Хольман огорчился. Нет, ему определенно не везет. Он отыскал столовую. Заказал графинчик перцовки и порцию свиного шашлыка.

Напротив, за столиком, забитым пустыми пивными бутылками, сидел мордастый, начиненный здоровьем и пивом молодец. Перед ним стояла сковородка с яичницей. Хольман машинально подсчитал: восемь яиц!

Детина нацедил в пивную кружку водки и разбавил се пивом. Затем на его лице появилось выражение веселого ужаса и он залпом выпил содержимое. Детина с треском поставил граненую кружку, забил под столом копытом и замотал кудряво-плешивой головой, посаженной на шею штангиста-тяжеловеса.

— Бррр, берет окаянная! — молвил детина, отрубая от яичницы здоровенный кусок.

Хольман с некоторым трепетом наблюдал за завтраком своего соседа. За каких-нибудь полчаса он дважды повторял порцию шнапса. Глаза у него стали красные, словно по ним мазанули бычьей кровью.

— Ты чего уставился, глиста? — не соблюдая протокола, спросил детина.

— Мне… ничего, — поспешил заверить Хольман.

— «Ничего, ни-че-го»! Ездют тут всякие с портфелями!

— Федя Акундин! Не приставай к человеку! — крикнула буфетчица.

— Брысь! — огрызнулся Федя и, повернувшись к Хольману, продолжал: — Уполномоченный, говоришь? Набил портфель портянками и разъезжаешь? А работать за тебя будет Федя Акундин? У Феди холка крепкая! Он повезет. А ты будешь портфелем махать?

Акундин снова плеснул водки в граненую кружку, долил пиво и залпом выпил гремучую смесь. Разоблачительная сущность тирады Акундина, произнесенная заплетающимся языком, не дошла до Хольмана. Корреспондент спросил с любезной улыбкой:

— Извиняйте меня, что вы пьете? Это есть русский коктейль?

— Ты мне зубы не заговаривай! — наваливаясь грудью на стол, сказал Акундин. — Ты толком отвечай: сколько гребешь, глиста?