Он поглядел на меня недоверчиво.
Правильно напугать — это большое искусство. Не нужно быть здоровяком, а нужно просто дать понять, что способен осуществить свои намерения. Я помню одного островитянина, которого встретила в первый месяц в Терте. Это был приземистый тип с лицом ребенка и жесткими кудряшками. Его все уважали и старались избегать.
— Это может показаться глупым, Перриш, — сказал он мне тогда, — но меня ничто не пугает. Ничто. Спроси кого хочешь. И если я пошел против кого-то, все знают — это всерьез!
Меня тоже в данный момент не пугало ничто, кроме галлюцинаций. А особенно сорняки, вроде Стиро. И он мог прочесть это в моих глазах.
Он повел меня мимо каких-то предметов, которые были прежде неизвестно чем. Летний дождь поливал висевшие на крышах коконы, и крыши прогибались под их тяжестью.
В Шлаке чувствовалось некоторое влияние муэновцев. Из окон и дверей торчали разноцветные матрасы. Сломанные лестницы обвивала лоза, среди которой мелькали могучие крысы и другие мутанты.
Наконец мы оказались возле какого-то здания. Зашли внутрь и по переходу перебрались в соседнее. Миновали несколько лестничных пролетов и оказались в коридоре, который показался мне знакомым. Кажется, именно здесь я в последний раз видела Столовского.
С тех пор прошла будто бы целая вечность.
Миновав несколько дверей, Стиро внезапно остановился. Возле двери две тощие фигуры резались в карточную игру, называвшуюся «клеймо». Выигравшего каждый раз клеймили каленым железом, как будто посвящая в тайный орден.
Стиро протиснулся мимо них и постучал в дверь. Игроки играли в карты, будто не проявляя к нам никакого интереса. Но это было не так.
Из-за двери появился Столовский. Его глаза глубоко запали, а шевелюра напоминала птичье гнездо. Лицо осунулось, веснушки куда-то исчезли. Должно быть, Даак пытался его загримировать.
— Что тебе нужно? — проворчал Столовский недовольно.
— Мэй здесь?
— Здесь. И что?
Лицо Стиро сделалось пунцовым.
Мне было некогда ждать, пока они разберутся, и я шагнула вперед.
— Мэй нужна мне, Столовский.
— Перриш! — воскликнул он. — Я думал…
— Что ты думал? Что я погибла? Или попала в тюрьму? Не надо верить всяким слухам.
Он быстро сглотнул, как будто подавился. Потом открыл дверь, пропуская меня.
Я обошла Стиро и захлопнула дверь у него перед носом. Потом защелкнула замки и огляделась.
Обстановка мало напоминала домашнюю. Кровать, задвигавшаяся в стенной шкаф, помутневшее зеркало, стеклянное, а не синтетическое, и мойка, заменявшая ванную. Но все было на удивление чистым. В воздухе даже плыл аромат жасмина.
Мэй глядела на улицу, пристроившись на подоконнике. Там могло удержаться лишь такое миниатюрное создание, как она. Но уж никак не я. Тем более что рядом громоздился примус, на котором грелась большая металлическая чашка.
— Мэй, — позвал Столовский. — К тебе пришли.
— Здорово, Перриш. — Она даже не обернулась ко мне, должно быть, все еще дулась.
— Столовский, иди, займись чем-нибудь, — сказала я негромко.
Он поглядел на нас, ожидая, что скажет Мэй.
Я вздохнула. Некоторые женщины даже не знают, как им повезло.
Мэй спрыгнула с подоконника, словно экзотическая кошка, потерлась о рубашку Столовского и попросила ласково:
— Погуляй, дорогой.
Он коротко обнял ее и вышел.
Как только за ним захлопнулась дверь, Мэй обернулась ко мне, уперев руки в бока и широко расставив ноги. Для такого маленького существа она была довольно агрессивной.
— Значит, ты хочешь узнать, чем вызваны твои видения?
Ей удалось пронять меня. Я застыла с открытым ртом:
— Откуда ты знаешь?..
— Это что-то вроде одержимости, — объяснила она. — Я ощущала ее у тебя и раньше, только не была в этом уверена. А сейчас почувствовала еще до того, как ты вошла в комнату.
— Что почувствовала? — Услышанное мне совсем не понравилось. Одержимость — это почти безумие.
— Точно не знаю. Сядь-ка на пол, — приказала она. — И выпей вот это.
Немного подумав, я подчинилась. Что мне еще оставалось?
Мы устроились друг против друга на полу. Она дала мне выпить то, что разогревала.
Я почувствовала горьковатый вкус. Что-то вроде дурмана. Зачем мне нужен галлюциноген, если у меня и так галлюцинации?
Я проглотила жидкость, и мы взялись за руки. Ее ладони были маленькими и теплыми, а мои — большими и загрубевшими.
— Ничего не обещаю, но сделаю, что смогу. Только учти, тебе может стать плохо, — предупредила она.
Я посмотрела в ее холодные миндалевидные глаза, забыв о нелепых розовых кудряшках и странном поведении.
— Почему ты помогаешь мне, Мэй? Тебе нужны деньги?
— Ну, это же моя работа. Я сделала бы то же самое для любого.
Ее прямота меня успокоила.
— А теперь сконцентрируйся, — велела она. — Я постараюсь слиться с тобой сознанием. Думай обо всем, что с тобой происходило. Пусть видения заполнят твой мозг, не боися. Я стану следить за тобой. И, что бы ни случилось, не прогоняй меня. Поняла? Остальное я беру на себя.
Я кивнула и испугалась — неужели вновь увижу Ангела?
Как же я ненавижу всякую мистику!