На этот раз Алис прислушивалась более внимательно, чем в первый раз, и выждала, пока они не удалились и звук шагов не замер в глубинах коридоров изолированного комплекса камер.
– Звездец! – прошептала девушка. – Я во власти людей, на которых мои уловки так же мало действуют, как на каменные статуи. Это всё технология нейро-програмирования… Они знают меня наизусть и неуязвимы для любого моего оружия. И все-таки нельзя допустить, чтобы всё кончилось так, как они решили!
Действительно, как показывало последнее рассуждение Алис и её инстинктивный возврат к надежде, ни страх, ни слабость не овладевали надолго этой сильной душой. Алис села за стол, поела липкой массы концентрата, откусила кусок от брикета клетчатки не воспользовавшись злополучным ножом, и почувствовала, что к ней вернулась вся её решимость.
Прежде чем лечь спать, девушка уже разобрала, обдумала, истолковала и изучила всё со всех сторон. Слова, поступки, жесты, малейшее движение и даже молчание своих собеседников. Результатом этого искусного и тщательного исследования явилось убеждение, что из двух её мучителей Этон более уязвим. Две фразы всё снова и снова приходили на память пленнице: «Если б я тебя послушался», – сказал герцог Этону. «Я дворянин, всё же!»
Значит, Этон говорил в её пользу, раз герцог не послушал его.
«У этого человека есть, следовательно, хоть слабая искра жалости ко мне, – твердила себе Алис. – Из этой искры я раздую пламя, которое будет бушевать в нём. Ну а герцог Амель меня знает, он боится меня и понимает, чего ему можно от меня ждать, если мне когда-нибудь удастся вырваться из его рук, а потому бесполезно и пытаться покорить его… Вот Этон совсем другое дело. Он молодой человек, чистый душой, хоть и подвергшейся воздействиям секрета монархов династии Дэ, Арсен и, по-видимому, добродетельный. Его можно совратить».
И Алис легла и уснула с улыбкой на устах. Тот, кто увидел бы её спящей, мог бы подумать, что это молодая девушка и что ей снится венок из цветов, которым она украсит себя на предстоящем празднике.
Алис снилось, что Леон наконец-то её, улыбалась очаровательной улыбкой на устах, спя нежным и безмятежным сном любящей девушки.
Но на самом деле она спала, как спит узник, убаюканный впервые блеснувшей надеждой.
Когда наутро вошли в ее комнату, она ещё лежала в постели. Этон остался в коридоре, приведя женщину положенную по статусу знатной заключённой, тем более ожидавшей неминуемой расправы в ближайшем будущем. Эта женщина вошла в комнату и, подойдя к Алис, предложила ей свои услуги.
Алис обычно была бледна, и цвет её лица мог обмануть того, кто видел её в первый раз.
– У меня звёздная лихорадка, – пожаловалась не вставая. – Я ни на миг не сомкнула глаз всю эту долгую ночь, я ужасно страдаю. Отнесётесь ли вы ко мне человечнее, чем обошлись здесь со мной вчера? Впрочем, всё, чего я прошу, – чтобы мне позволили остаться в постели.
Манерам её позавидовал бы самый искушённый знаток этикета общения благородных вельмож всего содружества и бывшей империи.
– Не угодно ли вам, чтобы позвали врача из корабельного стационара? – спросила женщина, принимая манеру общения.
Этон слушал не произнося ни слова.
Алис рассудила, что чем больше вокруг неё соберётся народу, тем больше станет людей, которых она могла бы разжалобить, и тем больше усилится надзор Герцога Амеля, к тому же врач может объявить, что её болезнь притворна, а Алис, проиграв первую игру, не желала проигрывать вторую.
– Посылать за врачом? – проговорила она. – Не стоит? Эти господа объявили вчера, что моя болезнь это комедия. То же самое, без сомнения, случится и сегодня, ведь со вчерашнего вечера они успели предупредить и врачей из экспедиционного госпиталя.
– В таком случае, – вмешался выведенный из терпения Этон, – скажите сами, как вы желаете лечиться.
– Разве я знаю как? Я чувствую, что больна, вот и всё. Пусть мне дают что угодно, мне всё равно.
– Свяжитесь и вызовите сюда Герцога Амеля, – приказал Этон, которого утомили эти нескончаемые жалобы.
– Не стоит! – сорвалась в крик Алис. – Нет, не зовите его. Я чувствую себя хорошо, мне ничего не нужно, только не зовите этого…
Она вложила в восклицание такую горячность, такую убедительность, что Этон невольно переступил порог комнаты и сделал несколько шагов.
«Он вошел ко мне», – подумала Алис.
– Однако, – произнёс войдя Этон, – если вы действительно больны, мы пошлём за медиками, а если вы врёте – ну что ж, тем хуже для вас, но, по крайней мере, нам не в чем будет себя упрекнуть.
Алис ничего не ответила и, уткнув прелестную головку в подушки, залилась слезами.
Этон с минуту смотрел на неё с обычным своим бесстрастием. Затем, видя, что припадок грозит затянуться, вышел. Женщина вышла вслед за ним.
Герцог Амель не показывался.
«Кажется, я начинаю понимать!» – с радостью проговорила про себя Алис и зарылась под одеяло, чтобы скрыть от тех, кто, возможно, подсматривал за нею, этот порыв внутреннего удовлетворения.
Прошло два часа.