Нейромантик

На сцене стали множиться световые линии, горизонтальные и вертикальные, образуя открытый с одной стороны куб. Лампы освещения ресторана снова слабо затеплились. Конструкция в виде рамы на сцене казалась состоящей из замерзших лунных лучей. Создавалось впечатление, что Ривейра, который стоял с опущенной головой, с закрытыми глазами, прижав руки к бокам, дрожит от непомерного напряжения. Внезапно внутреннее пространство туманного куба заполнилось, превратилось в комнату, в комнату без четвертой стены, что позволяло аудитории видеть, что в ней происходит.

Ривейра немного расслабился. Он поднял голову, но глаз не открывал.

– Я когда-то жил в этой вот комнате, – сказал он, – и не помню случая, чтобы в то время я ночевал в каком-либо другом месте.

Стены комнаты были оклеены пожелтевшими от времени светлыми обоями. Мебель состояла из двух предметов: одним был простой деревянный стул, другим – железная кровать, выкрашенная белой эмалью. Краска на трубках кровати лупилась и местами осыпалась, обнажив черное железо. На кровати лежал голый ветхий матрас в коричневую полоску. Над кроватью на перекрученном черном проводе висела электрическая лампочка без абажура. Кейс разглядел толстый слой пыли на верхней части лампочки. Ривейра открыл глаза.

– В этой комнате я всегда был один.

Он присел на стул, лицом к кровати. Камни в гвоздике в петлице его смокинга горели пронзительным голубым огнем.

– Я не помню, когда начал мечтать о ней впервые, – продолжил он, – но точно помню, что вначале это была всего лишь тень, мираж.

На кровати что-то появилось. Кейс закрыл и открыл глаза. Видение исчезло.

– Я не мог обнять ее, и потому ласкал мысленно. Но я хотел держать ее в своих объятиях, стискивать ее в своих объятиях, и более того...

Ровный, отлично поставленный голос Ривейры резонировал в тишине под сводами ресторана, достигая его самых дальних укромных уголков. Где-то звякнул лед в бокале. Кто-то хихикнул. Кто-то шепотом спросил о чем-то по-японски.

– И тогда я решил, что если смогу визуализировать хотя бы маленькую часть ее тела, если я буду иметь возможность видеть эту часть во всех подробностях...

На матрасе, ладонью вверх, теперь лежала женская рука с бледными белыми пальцами.

Ривейра наклонился вперед и начал нежно гладить руку. Пальцы руки шевельнулись. Ривейра поднял руку с матраса, поднес ее к своему рту и начал лизать кончики пальцев. Ногти на руке были покрыты ярко– красным лаком.

Рука, Кейсу это было отлично видно, не была отрезана или оторвана от тела; там, где она заканчивалась, кожа плавно скруглялась, целая и невредимая. Ему вспомнились татуированные куски искусственно выращенной плоти в витрине нинсейского хирургического бутика. Ривейра держал руку у губ и водил языком по ладони. Пальцы руки нежно ласкали его лицо. На матрасе появилась вторая рука. Ривейра потянулся к ней, и пальцы первой руки сомкнулись на его запястье – браслет из костей и плоти.

Действие развивалось по законам своей внутренней сюрреалистической логики. Следом за руками появились ноги. Очень красивые. В голове у Кейса пульсировала боль. В горле пересохло. Он допил остатки вина.

Ривейра уже был в постели, полностью обнаженный. Его одежда, естественно, тоже была частью проекции, и Кейс не заметил, в какой момент она исчезла. Черный цветок лежал в ногах кровати, сияя изнутри голубым пламенем. Начал появляться белый, безголовый, идеально совершенный, сверкающий каплями пота торс, и Ривейра ласками оформил в бытие все тело.

Это было тело Молли. Кейс уставился на сцену, разинув рот. Но это была неправильная Молли; это была Молли такая, какой представлял ее себе Ривейра. Груди были другими, соски больше, чем на самом деле, и слишком темные. Ривейра и безглавый торс сплелись на постели, мелькали покрытые красным лаком скрюченные пальцы. Матрас теперь был прикрыт накрахмаленной хрусткой желтоватой простыней с вышивкой и кружевами. Вокруг Ривейры и извивающихся, суетливых, щиплющих и поглаживающих его тело рук мельтешили пылинки.

Кейс осторожно повернулся и посмотрел на Молли. Ее лицо было бесстрастным; выгнутое отражение происходящего действа набухало и растягивалось в ее очках. Армитаж подался вперед, его пальцы сжимали ножку бокала, бледные глаза были прикованы к сияющей комнате на сцене.

Внезапно руки и ноги женщины напряглись, и Ривейра содрогнулся. Появилась голова, и образ мечты Питера был завершен. Лицо Молли – гладкие серебряные вставки закрывали глазные впадины. Ривейра и псевдо-Молли принялись совокупляться с обновленной энергией. Наконец рука с красным маникюром медленно поднялась над спиной партнера и исторгла из себя пять лезвий. С томной, сонной неторопливостью эта рука раскроила своими лезвиями голую спину Ривейры. Кейс мельком заметил обнажившийся позвоночник, но в следующее мгновение он уже был на ногах и бежал к двери.