Нейропат

— Я соглашаюсь не с Нейлом, — оборвал его Томас — Он не просто обманывает и морочит нас. Всего-навсего показывает, как это происходит на самом деле. Будь вы Халашем, вы бы не подумали: «Ой, этот мерзавец заставляет меня делать то-то и то-то». Вы не восприняли бы его манипуляции как принуждение — что-то, чему можно противиться и что можно преодолеть. Вы — вы! — стали бы точно таким же, как Синтия Повски. Вы захотели бы делать... это. Понимаете? Вы бы это выбрали. Тихо и спокойно. Свободно — так же свободно, как делаете любой другой выбор в жизни. Никаких иголок в позвоночнике, когда вы сидите беспомощный и парализованный. Вы сами, потому что он испоганил ваш мозг, а ваш мозг это все, чем вы являетесь.

— Чушь, — сказал Джерард, его лицо как-то непонятно вспыхнуло и побледнело одновременно. — Полная чушь.

Томас покачал головой.

— Каждый считает себя исключением. Даже после того, как ему поставили диагноз шизофрения или болезнь Альцгеймера... «Если я не могу достаточно сосредоточиться, — говорят они себе, — то я могу это преодолеть». Непонятно? Неужели непонятно, что он показывает нам? Никакой «победы человеческого разума» не существует. Поскольку не существует самого «человеческого разума»! Все они — Гайдж, Повски, Халаш, Форрест — проложили себе путь к успеху, такому успеху, который никому из здесь присутствующих и не снился. Забавно, не правда ли? Здесь нужна воля к успеху, куда большая, чем вы можете себе представить, агент. Так почему же вы думаете, что вы — исключение?

— Теперь послушайте, профессор, — резко произнесла Атта. — Я провела кое-какое исследование на эту тему. Это не тот бред, которым вы нас здесь пичкаете...

— Исследование, Шелли? Тогда расскажите мне, в чем аргументация Нейла?

— Что по сути мы — биомеханизмы, — ответила та, с опаской поглядывая на Томаса. — А наш выбор — результат физического процесса, который мы не можем контролировать, поэтому, — она пожала плечами, — никакого выбора и нет.

— Тогда назовите мне контраргументы.

— Ну... — Атта выглядела одновременно рассерженной и неуверенной.

— Не так-то легко сформулировать, правда? Они требуют отработки, навыков. Все эти лежалые, прагматичные определения «свободы». Все эти напыщенные, псевдонаучные рассуждения о функциях мозга. Лишь бы молоть языком. С одной стороны, лестные надежды и «новые определения традиционных категорий в свете научного знания» — опустим, что ничто и никогда не может быть «определено заново», — а с другой — притязания Нейла, которые, хотя и движутся вопреки нашим лелеемым в самой глубине души предчувствиям, прямы, ясны и убедительны: сознание обманчиво, если не обанкротилось подчистую, и ставит под сомнение все наши понятия. Я не люблю заключать пари, агент, но...

Атта замахала руками.

— Ладно, ладно, хорошо... Вам просто нужно...

— Меня от вас тошнит! — отрезал Джерард, обращаясь к Томасу.

— Дэнни! — сказала Атта.

— От кого это от вас, Джер?

— От всех этих умников, остряков, которые только выпендриваются, а сами симпатизируют террористам, со всеми своими хобосексуальными соседями...

— Хобосексуальными?

— Которые в попочку любят! Со всеми этими пидорами!

— А тебе нужно трахаться по-настоящему?

— На всей этой очумевшей планете только и есть одно настоящее! Ничего, скоро всем промоют мозги, очень скоро, поверьте. Наведут порядок!

— Дэнни...

— Порядок, — рассмеялся Томас — Давайте-ка угадаю, в какой куче окажетесь вы. — Он насмешливо фыркнул. — Мне жаль вас, Джер.

Томас бросил быстрый взгляд на Сэм, в глазах которой читалось: «Да оставь ты его в покое».

— Жаль? — произнес агент Джерард насмешливым фальцетом. — Меня? Забавно...

Томас только пожал плечами.

— Вы знаете, сколько религий мы, люди, состряпали за века? Тысячи... Тысячи! И это вас не беспокоит? Не тревожит, не смущает? Подумайте о своем чувстве, том чувстве самодовольного возмущения, которое вы отстаиваете сейчас и используете для подавления своего смятения и страха. Не хотелось бы говорить это вам, дружище, но вы прямо-таки рветесь из грязи в князи. И все рвутся. Все думают, что великий кормчий там, в небесах, избрал их — команду победителей. А почему бы, собственно, и нет? В отсутствие явных улик все, чем мы располагаем, это наша психология, наши нужды и устремления, только тут мы можем бросить спасительный якорь. Почувствовать себя в безопасности. Почувствовать свою особость. Можете стучать ногами сколько угодно, размахивать руками, молиться, молиться и молиться, но в конце концов окажетесь еще одним недоделанным христианином- мусульманином-индуистом-буддистом-иудеем, еще одним злополучным, одурманенным человеком, вопящим: «Я-я-я-я! Я — избранный!»

Все трое агентов ФБР уставились на него. Джерард — был ли он убежден словами Томаса или окончательно выведен из себя? — сохранял спокойствие.

— А вы чего же такой особенный?

— Я знаю то, что я знаю.

— Но вы считаете, что Кэссиди прав?

Томас сделал глубокий вдох.