Неисправимый бабник. Книга 1

– Ну зачем вы так? – упрекнула Витю ее подруга. – Лида к вам со всей душой, а вы… Сейчас же идите просите у нее прощения, дикарь!

– Я не хотел ее обидеть, честное слово…

– Не хотел, а обидел.

Витя поднялся, выбежал из столовой. Лида уже была далеко. Она направлялась к себе на работу. Ускорив шаг до бега, он поравнялся с ней, затем преградил ей дорогу и сказал:

– Простите меня, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Я поступил по-свински, я обычно девушкам никогда не грублю, а с вами вышло так неожиданно. Вы такая… симпатичная, воздушная, легкая, а я рядом… Видите, у меня все ладони и пальцы в крови, я сам на себя злюсь. Это все от… такой дурной жизни. Вам не надо было звать меня с собой, чтоб нанести мне очередную травму. Я думал, что вы просто хотите посмеяться надо мной. У вас наверняка много знакомых…

– Не надо говорить глупости, я вовсе не собираюсь кого-то травмировать. Идем в столовую: обед остынет.

– Так вы не обижаетесь на меня?

– Я не злопамятная, идем.

Она кушала медленно, как аристократка, вытирала пышные губки бумажной салфеткой; глаза ее горели молодостью и каким-то светлым неизведанным счастьем. На ней было длинное ситцевое платье в горошек с короткими рукавами, плотно облегающее ее стройную фигуру.

– Какой хороший сегодня день, – сказала она, обращаясь к своей подруге. – Вода в Днепре теплая, как парное молоко. Может, пойдем искупаемся после работы?

– Я не могу: у меня уважительная причина, пригласи кого-нибудь другого. Вон, может, молодой человек пойдет. Если он больше тебе грубить не будет.

– Я никогда Лиде не скажу дурного слова, я не так воспитан, а потом, я сам работал в конторе, перебирал бумажки, и мы в шутку называли друг друга канцелярскими крысами. Я и сейчас не придал этому значения, а вышло нехорошо.

– Ты хорошо плаваешь? – спросила Лида Витю.

– Немного лучше топорика, – ответил он.

– Хи-хи! Я как рыба в воде, – сказала Лида, – но я предпочитаю ходить с подругой на пляж.

– Да, потому что в этом случае все кавалеры – ваши. Разляжется такая Афродита на спинке, вытянет стройные ножки, и – кто пройдет мимо? А если я буду рядом, значит, вы уже заняты.

– Когда-нибудь обсудим и эту проблему, – сказала Лида. – А сейчас нам уже пора: через десять минут окончится обеденный перерыв. Спасибо всем за компанию.

– Лида, а вы в воскресенье свободны?

– Свободна, а что?

– Будьте моим экскурсоводом. Я хотел бы побывать в парке Шевченко и немного пройтись по городу – я ведь здесь впервые. Ну как, идет? Или вы все же в обиде на меня и ни за что не согласитесь?

– Ладно, уговорил. Я согласна, но только как экскурсовод.

– Тогда скажите, где мы увидимся.

– Я живу недалеко от парка Шевченко. Я буду стоять у центрального входа в парк в три часа дня. Только не опаздывать, хорошо?

– Спасибо. А когда?

– Сегодня что, четверг? Тогда в воскресенье. В три.

– Ну вот видите, от ссоры до любви – всего один шаг, – хихикнула подруга Лиды.

– А мы не ссорились, правда, Лида?

– Ты невоспитанный мальчишка, – сказала Лида. – И не называй меня на «вы», ладно?

* * *

После обеда пришлось разгружать ящики с мылом весом по шестьдесят пять килограммов. Появилась резь в животе. Витя стал ходить в полусогнутой позе.

– В чем дело? – спросил водитель машины.

– Что-то в боку закололо.

– Ты кем здесь работаешь?

– Рабочим по базе.

– Но выполняешь работу грузчика, – сказал водитель, – а для грузчика ты не годишься – кишка тонка. Где этот старый хрыч Пронин?

Водитель куда-то ушел и через некоторое время появился грузчик, немного бухой.

– Да я этот ящик под мышку – и пошел, – сказал грузчик, хватая ящик. Но ящик потянул его на себя, как сильный магнит кусок железа.

9

Витя плохо спал эту ночь: у него отваливались руки, разламывалась спина, горели мышцы ног и рук. Казалось, каждая жилочка, как тетива, вытянута и вот-вот лопнет от растяжения.

«Все, завтра не смогу выйти на работу. Грузчик из меня не получится. Придется, как это ни печально, надевать полицейский мундир, кирзовые сапоги и громыхать ими по коридорам и асфальту, как это было в армии», – думал он в темноте ночи. Казалось, было жарко и не хватало воздуха. Даже в открытую форточку он не поступал. Витя сбросил с себя одеяло, а потом ему показалось, что его мучит жажда, и он тихонько поднялся, взял кружку, осторожно приоткрыл дверь, боясь, что она начнет скрипеть и проснутся женщины в соседней комнате, вышел на улицу к водокачке, где хранилась желанная влага. Но вода оказалась теплой и немного соленой. Витя сделал несколько глотков, а затем умыл лицо и начал обливать ноющие мышцы рук. Ночь звездная, теплая, хоть ложись раздетый на скамейку во дворе и спи, как на жесткой кровати.

Но Витя так же осторожно вернулся в спальню, долго ворочался и задремал только к утру. Утром, сонный, с тяжелой, чугунной головой, поднялся, убрал кровать, достал бритвенный станок и старое лезвие, наточил его внутри стакана, побрился и медленно направился к трамвайной остановке с твердым намерением сказать директору базы Пронину, что работать он больше не сможет.

– Поработай, может, все пройдет, я прошу, – сказал начальник базы Пронин.