Неисправимый

Это была своего рода тренировка, спарринг, но, как бы ни были быстры жилистые пареньки, Том был намного быстрее, поэтому ему было неинтересно. Ну, дал по соплям паре идиотов, разогнал кучу драчливых петушков, а дальше что? Это не настоящие бойцы, это дворовая шалупонь, которая не выдержит и раунда.

Душа просила серьезных боев, и Том начал раскидывать удочки, потихоньку узнавая, где в городе находятся бойцовские клубы и какой из них лучший.

Лучшим был клуб «Бешеный поросенок».

Туда-то он однажды и направился, не подозревая о том, что на этом его безмятежная, сытая, идиллическая жизнь состоятельного бездельника закончилась.

Глава 19. Хочешь иметь Покровителя?

Утро было непреподъемным, проблемой было сходить даже в туалет — от любого движения плыла крыша. Именно что не голова, а крыша: фанерная такая, дырявая, готовая в любой момент сорваться и улететь. Даже не крыша, а курятник какой-то.

Всё же Зунгалла себя пересилил, не хватало еще обмочиться в постели.

Вернувшись, он закутался в простыню до носа, жалея, что не накинул сверху одеяла, и сказал себе: баста, парень, больше никаких выпивонов. На дворе уже плюс 22 по дядюшке Цельсию, к обеду нагонит до 28, а ты даешь дуба, точно зима и не топят. Будет.

Тут еще вот в чем была закавыка. Вследствие алкогольных паров резко усилилась способность слышания голосов. Всю ночь голоса эти бормотали и бормотали, бубнили и бубнили. Принадлежали они размытым силуэтам, имевшим неоформившиеся лица, и это было страшно. Не раз Зунгалла просыпался в холодном поту.

И теперь, поутру, пусть послабее, но голоса прорисовывались из небытия. Ночное забылось, то же, о чем они говорили сейчас, слушать было неприятно, так как обсуждаемые вещи были малоаппетитны и касались различных копошений во внутренностях. Точно стараясь, чтобы Зунгаллу вырвало, Зьельц и Бука деловито, с подробностями, долго и нудно обсуждали, как половчее пересадить работающую почку и сшить лопнувшую печень. Когда же к ним подсоединился Хрум и густым своим басом, смакуя, принялся рассказывать, как один бедный солдатик, перепив, задушил себя во сне собственной блевотиной, Зунгалла не выдержал, рванул в туалет.

«Сволочи, — думал он, давясь над унитазом. — Что они мне вшили?»

И вдруг услышал:

— Что, Джим, тошнехонько? А всё потому, что в башке микрочип. Теперь ты, Джим, личность подневольная. Пошли гулять по чипу какие-нибудь вредные токи — ты и в ауте. У тебя головокружение, у тебя сердцебиение, у тебя медвежья болезнь. Не совладаешь ты, Джим, с микрочипом, нипочем не совладаешь.

Говорил Хрум, прочие согласно поддакивали.

«Господи, — подумал Зунгалла, обмирая. — Никак ко мне обращаются?»

Он знал, что хуже нет, когда голос адресуется к тебе. Это голос вражий, бесовский. Это означает одно из двух: либо в тебя вселилась какая-то нечисть, либо кто-то посторонний, обладающий даром внушения, взял над тобою власть. Тут без психолечебницы никак не обойтись.

— Но выход есть, Джимми, — продолжал Хрум. — Надобен тебе Покровитель, которому вредный микрочип был бы подвластен. Хороший, мудрый Покровитель, наподобие ваших Настройщиков Сознания, но действующий на физическом плане. Чтоб надзирал над микрочипом, а главное — чтоб оберегал тебя, Джим, от глупостей. Ты хочешь, Джим, иметь такого Покровителя, который мудр, никогда не ошибается и приведет тебя к вершинам славы?

«Похоже на дьявольское искушение, — слабо подумал Зунгалла, ополаскивая лицо, потом вытирая его свежим полотенцем. — Душу в заклад, подпись кровью».

— Вижу, хочешь, — подытожил Хрум. — Покровителем твоим будет Саламанта. Чтобы Саламанта вошел в тебя, нужно найти его нынешнего носителя — Тома Лоу. Это, кажется, в твоих интересах — найти Тома Лоу?

— Вот черт, — сказал Зунгалла. — Всё-то вы знаете. Ну конечно же, я хочу найти Тома Лоу.

— Вот и ладненько, — бодро проговорил Хрум. — А теперь отдыхай, больше мы тебя доставать не будем.

Зунгалла пошлепал в спальню.

Чувствовал он себя значительно лучше. Слабость еще была, но уже появилась крепость в членах. А то был, как медуза.

«Больше мы тебя доставать не будем, — вспомнил он, ложась в постель. — Значит, всё это делалось нарочно — этот ночной бубнёж, эти анатомические подробности с утра пораньше. Значит, хотели меня достать, взять за живое, выбить почву из-под ног, чтобы потом как бы между делом, как бы вскользь предъявить ультиматум. Очень умно. Но я-то ведь кровью не расписывался, страшную клятву не давал, а стало быть, никому ничем не обязан. Вот так вот».

Он заложил руки под голову и уставился в белый потолок.

«С другой стороны, ну и что? — подумал он. — От славы еще никто не отказывался, наоборот — все к ней тянутся, липнут. В одиночку её не завоюешь, обязательно помогает какой-нибудь могущественный дядя. Пусть это будет Саламанта».