Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Пока что он вытаращил глаза, обжегся чаем и закашлялся.

– Вы к кому? – выговорил он возмущенно.

Следователь не отличался оригинальностью. В его нехитро устроенном мозгу теснилось много мыслей – например, как Бахметьев посмел явиться к нему в кабинет, и как он посмел явиться к нему в кабинет без предварительного доклада, и как он посмел явиться к нему в кабинет, не прождав несколько часов в приемной, – и не такие люди ждали! Еще были мысли о том, как его пропустил часовой без специального пропуска и кого за это отдать под трибунал. Но все эти мысли вытесняли друг друга, сталкиваясь и разлетаясь в разных направлениях, и суммировались в одной классической фразе советских начальников: «Вы к кому?!»

– Товарищ Селиванов! – сказал ему Сергей с мягкой укоризной и уселся в единственное кресло, кроме начальнического. Оно стояло чуть в стороне от длинного стола, который, образуя букву «Т», был приставлен к столу начальника.

Селиванов посмотрел на Сергея, потом на чай. Он вспомнил, что сахар стимулирует умственную деятельность, и сделал большой глоток. Обжегшись, он обозлился как раз до нужной степени и встал, грозной горой возвышаясь над Сергеем. Сергей же, который, как известно, не сидел робко на краешке стула, а развалился в кресле, насмешливо посмотрел на него.

– Да вы садитесь, – ободряюще сказал он.

В лаборатории прильнувшие к монитору Барсов с Андреем переглянулись.

– Сейчас он его или расстреляет, – предположил Андрей, – или начнет перед ним стелиться.

Селиванов открыл рот, из которого вырвался невнятный хрипящий звук, потом снова закрыл его и… сел.

– По какому вопросу? – спросил он, смирившись.

– У меня сомнения по поводу ваших работников, – заявил Сергей.

– Каких работников? – опешил товарищ Селиванов.

Сергей, не отвечая, сокрушенно покачал головой.

– Следят совершенно непрофессионально. Такое впечатление, что они не обучены. – Он подозрительно посмотрел на Селиванова. Тот заерзал на своем стуле и снова отхлебнул чаю.

Барсов одобрительно кивнул головой.

«Прислан из московского комиссариата, – подумал Селиванов. – Комиссар для тайного надзора!»

Сергей продолжал:

– Они вычисляются моментально. А оторваться от них и ребенок сможет. Топорная работа, – продолжал он сокрушаться.

Микрофон был уже надежно прикреплен к нижней части столешницы.

– Ну а самое главное... – понизил голос Сергей и наклонился к Селиванову.

– Что? – шепотом спросил Селиванов.

– Нет идеологической базы! – страдая, сказал Сергей. – У меня такое подозрение…

«Точно из московского! – тоскливо подумал Селиванов. – Глубоко законспирированный!»

– Какое подозрение? – упавшим голосом прошептал он.

– Что они не знают классиков марксизма-ленинизма! – выпалил Сергей и в изнеможении откинулся на спинку кресла.

Он выдержал паузу, в течение которой Селиванов имел возможность прикинуть, сколько ему светит за отсутствие просветительской работы с персоналом и будет ли ему оказано снисхождение как работнику карающей системы.

– Может быть, – начал Сергей утомленно – он очень хотел спать, – мне поставить в известность московских товарищей? Налицо явная необходимость политучебы без отрыва от производства.

– Спасибо, не надо, – дрожащим голосом проговорил Селиванов. – Мы справимся своими силами. Организуем курсы марксизма-ленинизма…

– Вы уверены? – требовательно спросил Сергей.

– Конечно! Завтра и начнем.

– Тогда я пошел, – сказал Сергей и, выходя из кабинета, вдруг оперся рукой о верхний косяк двери.

Селиванов замер – вернется или не вернется. Сергей отлепился от дверей, обернулся, вежливо сказал:

– Ну так я загляну на той недельке?

– Конечно, конечно, – выдавил из себя Селиванов.

– И не забудьте про политинформации!

– Обязательно.

– Каждый вторник!

В приемной он не отказал себе в удовольствии сказать секретарше:

– Где же моя шуба, милая?

 «Милая» секретарша, каждую минуту ожидавшая разноса от начальника за то, что пропустила чужого, кинулась надевать на него шубу, и он торжественно выплыл из кабинета.

Камера над дверью Селиванова мигнула и заработала.

Через пять минут Сергей сидел в лаборатории и пил кофе, заботливо сваренный нежными Катюшиными ручками.

– Он здорово перепугался, – восхищался Андрей. – Здорово ты его! Прижмет теперь хвост.

Барсов с Сергеем одновременно покачали головой.

– Ничего не прижмет, – возразил Сергей.

– Прижмет! Тебя, во всяком случае, тронуть побоится.

Барсов усмехнулся.

– Андрей, страх и лень – два великих стимулятора человеческой активности. Благодаря лени были совершены важнейшие изобретения человечества – чтобы облегчить тяжелую работу и прибавить время на сон, безделье и еду. А страх заставляет забывать даже про безделье. Он, будучи трусом, начнет завтра связываться с Москвой и запрашивать, облечен ли их полномочиями некто Бахметьев. А потом… – он взглянул на Сергея, – он примется за вас вплотную.

Сергей допил кофе и аккуратно поставил чашку на стол.

– Пока я еще не в застенках НКВД, – печально сказал он, – пойду-ка я в банк, разгребу проводки. Нашему Артемьеву, если что не так, расстрел – не оправдание.

В дверях он оглянулся на Андрея и махнул рукой:

– Эх! Связался с вами…