Неистощимая

– Потому что ты не захотел убить меня. Мое воплощение… И еще мне жалко тебя, дурачка. Да и не остается тебе уже ничего, мой милый. Отсчет пошел на минуты.

А когда женщина в России говорит «мне тебя жалко», это, дорогие мои, очень часто означает «я тебя люблю». Во всяком случае, существует такое распространенное мнение. Хелен тут взглянула на часы, и Голубович вдруг отметил – прежде не обращал внимания, какие у нее огромные, совсем не женские на худенькой руке часы. Голубович не знал, а мы вам можем совершенно достоверно сообщить, что точно такие часы носили Денис и лысый усач, первый помощник Виталия Мормышкина.

За окном несся мрачный сейчас Глухово-Колпаковский бор.

– Ну! Быстро! Скажешь, что у меня понос! Прикажи остановиться! Быстро, милый мой! Не торопясь выйдешь, и сразу за мной.

Голубович, не отрывая взгляда от Хелен, словно зомби, нажал на кнопку переговорного устройства с шофером.

– Останови, на хрен! Бабе посрать приспичило!

«Ауди» и впритир за нею джип остановились на обочине. Хелен выскочила и побежала в лес. За нею, не торопясь, вперевалку двинулся Голубович, светя в темноте голым белым задом, словно бы огромный жук-светляк.

– Всем, блин, оставаться здесь! – обернувшись, на ходу бросил губернатор.

Охрана высыпала из джипа – четверо их находилось там, и пятый шофер «Ауди» – и остановилась на кромке асфальта.

– Крутая баба, слов нет, – произнес один из охранников. – И раздевать не надо. Голым закопаем, драной письки делов.

– Молчать! – сказал на это другой охранник, который, вероятно, был старшим. Шофер «Ауди», то ли не посвященный в детали операции, то ли просто труся, открыв рот, в ужасе смотрел на охранников. Минуты две все четверо стояли молча.

– Дать она ему, что ли, решила напоследок? – прозвучало предположение. – Так это в машине надо было…

Зайдя за первые же деревья, Хелен остановилась и подождала Голубовича. В руке Хелен, неизвестно откуда взявшись, разве из воздуха, оказался пистолет с уже навернутым на дуло глушителем. Постоянное стремление к правде и любовь наша к оружию заставляет нас свидетельствовать, что пистолет сей был «Беретта 92». Голубович зашел в лес, увидел оружие у тетки в руке и все понял.

– Ваня, – тихо проговорил внутренний голос. – Ведь помрем сейчас. Оба помрем.

И вдруг Голубовичу стало все равно. Он ощутил ужасную усталось от прожитой жизни. Ну, оказался он почему-то губернатором, и что? Чтобы вытрахать две тыщи теток? Зачем? Голубович, совершенно равнодушно разглядывая темный силуэт последней своей женщины, попытался вспомнить что-нибудь действительно полезное в своей жизни, нужное – хотя бы ему самому, и – не вспомнил.

– Эх, ты, – насмешливо и бесстрашно произнес он, – дура ты, дура. И я дурак… Ну, стреляй… Стреляй, если тебе приказали…

Хелен молча держала Голубовича на мушке, ничего не предпринимая. Потом вдруг расстегнула на руке браслет странных своих часов и, размахнувшись, словно бы гранату бросала, закинула часы туда, в сторону шоссе. И еще об одной загадке вынуждены мы сообщить, дорогие мои. Забросивши часы на опушку, Хелен – ну, странная тетка, ей-Богу, – обернулась к Голубовичу и со смешком произнесла:

– Я умерла. Теперь мне не воскреснуть уже никак.

И вот тут ледяной могильный холод почувствовал Голубович, словно бы его на самом дле убила сейчас Хелен.

Звук, с которым упали часы на траву, был слышен ясно. Так перезревшая одинокая шишка громко падает в ночном лесу.

– Вперед! – скомандовал старший. Четыре джентльмена в одинаковых черных костюмах и одинаковых лаковых полуботинках, не разбирая пути, с пистолетами в руках бросились в лес. Им надо было пересечь небольшое, метров в пятьдесят, пространство между шоссе и лесом, которое только что пересекли Хелен и Голубович.

Когда они вбежали под деревья, ни Голубовича, ни Хелен уже там не было. Не имело смысла искать их сейчас в темноте, поскольку утром найти двух людей не представяло никакой сложности.

Через несколько минут губернаторское авто припарковалось у Глухово-Колпаковского Белого дома. Никто не видел, как у водителя «Ауди», не переставая, мелко-мелко дрожит нижняя челюсть, никто не слышал, как шоферские зубы выбивают бесперебойную барабанную дробь. Прерванная пресс-конференция как раз закончилась. Губернатор вышел из ярко освещенных, праздничных, полных людьми дверей и оглянулся. Улыбающаяся девчушка Вася держалась прямо за ним.

– Прошу, – шутовски распахнул Голубович заднюю дверцу своей машины. – Коли договорились о персональном интервью, значит, дам… Интервью, то есть…

Под смех и аплодисменты Вася в прицелах нескольких телекамер уселась в «Ауди».

Кстати о желтом доме, дорогие мои, о котором помянула Хелен. Голубович в него так и не попал, а новый его шофер, сутки только и отработавший у губернатора, очень гордящийся полученным назначением и успевший уже похвастаться всей родне и, конечно, прежде всего жене и двоим своим детям, – шофер в желтый дом вскоре попал и в оном доме умер. Не свезло в то лето Bанькиным шоферам.