Постепенно моя ярость утихла, но я продолжала держать руки скрещенными. Не то, чтобы было много места, чтобы разжать их.
Я почувствовала, как грубое дыхание коснулось моих остриженных волос.
— Тебя нелегко заменить.
— Я был слишком поглощён негодованием и отчаянием, чтобы делать что-то большее, чем затевать драки с людьми в Октагоне и за его пределами.
Было ли это тем, что Менава имел в виду, говоря, что его брат
Каджика фыркнул, затем скользнул своими длинными пальцами вверх по моему позвоночнику и схватил меня за шею и запрокинул мою голову назад так, чтобы моё лицо оказалось повернуто к нему.
— Это ещё мягко сказано. Ты разбила моё грёбаное сердце, — большим пальцем он погладил место за моим ухом. — Ты извини меня, если я сломаю грёбаный нос твоему брату, когда увижу его в следующий раз.
Он ухмыльнулся, и эта улыбка сожгла остатки моего гнева.
— Ты, блять, понятия не имеешь.
Он долго и пристально смотрел на меня.
Я вдруг забеспокоилась, что ему не нравится то, что он видит. Я расплела руки и робко провела ладонью по своей щетинистой голове. Я пожалела, что не нашла времени купить парик; пожалела, что поверила брату. Вероятно, он солгал мне, когда сказал, что я выгляжу нормально, надеясь, что моя бритая голова будет настолько отталкивать охотника, что он отвергнет меня. Я опустила взгляд к его подбородку, не в силах вынести такого внимания.
Каджика оттолкнул мои руки, затем медленно провёл ладонью по моей голове и обратно вниз к шее, где размял мои ноющие сухожилия.
— Ты ещё красивее, чем я помнил.
Я снова подняла на него глаза. Он склонил рот к моим губам, но не коснулся моих губ, просто дразняще прижал их друг к другу. Я почувствовала запах мятных леденцов, которые он, должно быть, жевал незадолго до моего прихода. Я почувствовала запах кожи на его пальцах и пота, который высох на его коже. Я облизнула губы, затем попыталась накрыть его рот своим, но он крепче сжал мою шею и отвёл моё лицо в сторону.
— Мне жаль, что Круз умер, Лили, — пробормотал он.
Это заставило меня перестать дышать.
— Но в тоже время и не сожалею, потому что я эгоистичный ублюдок. Не знаю, сможешь ли ты простить меня за то, что я так считаю, но я хотел быть честным с тобой.
Моё сердце напряглось вместе с остальным телом.
— Теперь ты меня ненавидишь?
Он отпустил мою шею и задел линию моей челюсти ободранными костяшками пальцев, заставив меня вздрогнуть. Лицо Круза материализовалось за моими закрытыми веками. Я видела, как шевелятся его губы, слышала, как он произносит, что любит меня сотней разных способов, как ему жаль, что он принимал меня как должное. Я снова почувствовала, как моё сердце разрывается на части.
Слеза скатилась по моей щеке, и Каджика смахнул её.
— Потому что он надолго останется в твоём сердце. И я не хочу, чтобы ты когда-нибудь сравнивала нас и находила, что мне чего-то не хватает.
Он провел подушечкой большого пальца по моей нижней губе, затем по верхней, и от этого по всем частям моего тела, к которым он не прикасался, побежали мурашки.
— Мне всё ещё можно тебя целовать?
Я кивнула.
Его рот, наконец, накрыл мой. Некоторое время мы вдыхали друг друга, а затем его губы раздвинули мои.
— Каджика, пришло время для пресс-конференции.
Дверь позади нас со щелчком открылась.
Не отрываясь от меня, Каджика захлопнул её, затем прижал меня к двери и удерживал таким образом. Он наклонился ко мне, положив одну ладонь на дверь, а другую на поясницу.
Его поцелуи стали такими грубыми, что у меня перехватило дыхание. Он отстранился. Я притянула его обратно к себе, приглашая к продолжению. Я вцепилась ему в плечи, и он зарычал мне в рот. Мои пальцы глубоко впились в его спину, и он вжался в меня.
Он проявил ко мне нежность. Он показал мне честность. И теперь он показывал мне кое-что ещё.
Что-то грубое и плотское.
Что-то почти болезненное, но не причинявшее боли.
— Я скучал по тебе,
Улыбка изогнула мои губы, и я откинула голову назад, прислонив её к двери.
— То, что ты можешь почувствовать, так это то, как сильно моё тело скучало по твоему.
Он толкнулся в меня бёдрами, затем отстранился.
Я выпрямилась, недовольно застонав.
Он убрал мою ладонь со своего плеча, и прижал её к своей груди, прямо над колотящимся сердцем.