– Выгораживаешь ты его, княже!
Ингварь улыбнулся и добавил: – Будет тебе! Давай лучше подумаем, сможем ли к утру занять позиции вперед неприятеля.
– К утру, значит! – Евпатий поразмыслил, – расстояние примерно равное! Эх, молодцы Ельчане, хорошую службу нам сослужили. Теперь мы знаем, где войско неприятельское. Нужно попробовать его задержать. Что скажешь, княже?! – обратился он к Ингварю, увидев его задумчивый взгляд.
– А ведь жители Ельца нам обязаны! Когда-то и рязанские воины положили головы, за их свободу, настало время расплаты! – произнес князь.
– Не забыли мы тех времен, княже! Я лично бился бок о бок с отцом тваво воеводы! – раздался чей-то голос. На рыжем коне, слегка в сторонке от всех сидел богатырь в золоченой кольчуге. Красное корзно покрывало его крутые плечи. Из-под седых бровей смотрели грозные черные очи. Погладив бороду, он ехидно улыбнулся, и объехал вокруг Евпатия.
– Похож, нечего сказать! Вылитый отец! И рост, и осанка, – весь в него.
– Представься и ты! Раз знаком тебе род наш.
– Буривой мое имя! Родом из Пронска. Состоял в дружине Всесеслава!
– Как же ты оказался среди черниговских?
– Долго сказывать! Только не по своей воле это.
– А все же? Раз вызвался, договаривай!
– А ты, я гляжу, настойчивый! – и богатырь коротко поведал Евпатию свою историю, о том, как еще при князе Романе, они попали в ловушку, устроенную Всеволодом…
– А после пяти лет заточения, вернувшись на родину, я был изгнан Пронскими князьями Владимировичами, что сейчас движутся на вас, во главе войска половецкого.
– Вот так совпадение! – Изумился Евпатий. – Выходит, не меньше нашего хочешь поквитаться с нашим общим врагом!
– Приму за честь! И не пожалею живота своего, чтобы отомстить предателям!
– Вот и славно! Тогда слушайте сюда… – и Евпатий поведал черниговцам план, как лучше задержать неприятельские полки.
В половецком стане меж тем шло веселье. Предвкушали кипчаки скорую победу, а хан Котян их подбадривал. Разбив лагерь в десяти верстах, от того места где остановились рязанцы, он дал отдых своим войскам перед предстоящей битвой. Отправив вперед дозорные отряды, чтобы выяснить обстановку, Котян, расположившись в своем шатре, на удобном ложе, ожидал известий. Но напрасно он надеялся, люди его уже лежали мертвые. В трех верстах севернее своего лагеря, они наткнулись на полки Черниговцев под командованием Буривого. Богатырь ни оставил им никакого шанса, окружив и уничтожив малочисленный отряд. Сами Черниговцы, обходя лагерь половцев с севера, незаметно зашли им в тыл. Разгромив вражеские обозы, они, не ввязываясь в сражение, небольшими «уколами», уничтожали отдельные группы степняков, и уходили обратно в леса. Брошенные на их поимку половецкие полки, вернулись ни с чем.
– Хан! Неподалеку от лагеря, найден перебитый дозорный отряд, посланный тобой в дозор. – Докладывали кипчаки.
Взревев от ярости, Котян приказал любыми способами поймать и уничтожить этих разбойников.
– Я не могу начинать битву, пока у меня в стане неспокойно!
Пока степняки рыскали по рощам и дубравам, пытаясь напасть на след черниговского отряда, те уже вернулись назад, и ожидали скорого подхода русских ратей.
Таким образом, исполнился задуманный Евпатием план, задержавший половцев, и не давший им возможности опередить подход русских полков. На рассвете объединенное русское войско заняло удобную позицию на холме, недалеко от реки. Началось построение. Черниговцы и Владимирцы образовали полк левой и правой руки. Они состояли главным образом из лучников, и прикрывали склоны холма. Главный полк, которым командовал Рязанский князь, состоял из тяжелой конницы и копейщиков, которые в случае неудачного прорыва, должны были сдержать ответную атаку неприятеля. Все было готово для встречи неприятеля. Утренние солнечные лучи осветили русскую равнину и все русское воинство, что преградило путь неприятелю на родную землю. Хан Котян увидел грозную силу, с которой ему предстояло сразиться. Половцы же беспорядочным табуном рассредоточились на равнине. Ослепляемые восходящим солнцем, они оказались в неудобном положении. Напряженные минуты наступили, и зловещее молчание повисло над равниной Дона, лишь шелест волн о крутые берега, да посапывание лошадей нарушало тишину перед битвой.
– Ну! Пора начинать, княже! – произнес Евпатий.