Неистовый (СИ)

- Нет, просто секс, - бормочу я, но все же посматриваю в глаза, в которых заплясали смешливые огоньки.

- Хоть в удовольствие? - спрашивает Артём, протягивая мне свою сигарету. Он всегда дает мне уже подкуренные сигареты. Это хорошо. Так у сигарет его вкус. - Каждый раз кончала?

Отмалчиваюсь. Стыдно признаться, что я полгода спала с парнем, не получая от этого никакого удовольствия, но терпела, потому что мама внушила, что он хороший мальчик и достойная партия. Поняв, что не выдерживаю градуса откровенности, пытаюсь и вовсе свернуть разговор:

- А нам обязательно это обсуждать?

- Обязательно, - вновь плавит меня металлическими нотками, которыми загорелся его голос. - Мне нужно еще до начала сессии понять, что для тебя табу, а что - сладкая конфетка.

- С тобой для меня все - конфетка, - заявляю я, вспомнив вкус его губ.

- Ты так говоришь, потому что понятия не имеешь, насколько разнообразен секс и богата моя фантазия.

Я сосредотачиваюсь на густо пахнущей сигарете. Присасываюсь к фильтру, пропитанному его слюной, и затягиваюсь максимально плавно, чтобы не отъехать в тот же момент. Никотин кружит голову не слабее алкоголя, и я вытягиваю ножку в струнку, как на гимнастике, и засовываю пальцы под чуть приподнявшуюся брючину.

- Хитрая ты, Лера, но это не поможет, - усмехается Артём, почти болезненно перехватывает щиколотку пальцами, и укладывает мою ступню себе на колени. - Часто себя ласкаешь?

- Когда уже готова взорваться, - говорю я вслух, а про себя добавляю: - «Как сейчас».

- Даже в этом себя ограничиваешь? Учили, что мастурбация — это от лукавого?

Сегодня он так много улыбается, что я понимаю, что таких дурочек, как я, в жизни Мастера еще не случалось.

Он шутит, а со мной все так и было. Почти.

- Мне говорили, что это вредно для здоровья, и неприлично тоже, - объясняю я, чувствуя себя сбежавшей из секты.

- Вредно, блин, - повторяет он с ярким недовольством и опять пускается в расспросы: - Как ты себя ублажаешь? Вибратор? Или пальчики? Или, может, душевая насадка приходит на помощь?

- Просто рукой, - выдаю скороговоркой, словно это работает как с пластырем, который нужно сдернуть с раны быстрым и отрывистым движением.

- Почему? - вновь огорошивает одним из тех вопросов, которыми нормальные люди вообще не задаются.

Ах да, он же Мастер и адепт секты боли и удовольствия.

- Люблю, когда именно руками, а не посторонними предметами.

- Хорошо. Я так и понял. Как тебе больше понравилось: когда ты сама себя ублажала или когда я оттрахал тебя в ресторане?

- Мне нравится, когда это делаешь ты.

- Хорошая девочка, - улыбается Артём и поднимается на ноги.

Подходит ко мне и вытаскивает из кармана брюк ошейник - черный, лаковый и очень широкий, с обязательным колечком в центре. Я отбрасываю волосы на спину и поднимаю их к макушке, чтобы мой Мастер смог застегнуть массивную застежку, которая чуть тянет назад.

Артём мягко затягивает широкую кожаную полоску и на всякий случай просовывает в пространство между телом и ошейником палец. В прошлый раз дышать приходилось мелкими глоточками, теперь же комфортно. Даже слишком.

- Назови стоп-слово, девочка, - тихо приказывает мой Мастер.

- Мурасаки, мой Мастер, - нехотя отвечаю я, полностью уверенная, что будет так хорошо, что мне понадобится слово, которое в переводе с японского означает «еще».

Неспешно тянет вниз молнию на платье. Я перестаю дышать и позволяю себе вновь сделать вдох, только когда шелковистая ткань, щекотнув обнаженное тело, соскальзывает на пол. Теперь я полностью обнажена, если не считать ошейника, который выделяется на бледной коже траурной полоской. Мой Мастер сказал, что нижнее белье мне сегодня без надобности. Он же стоит за моей спиной и исследует мое полностью подвластное ему тело кончиками пальцев. Как боль, вообще, может сочетаться с этой чувственной нежностью, от которой хочется плакать?

- Не смей закрывать глаза, - шепчет у виска, положив ладонь мне на живот, и рывком прижимает к себе. - Смотри во все глаза. Наслаждайся собой и мной. Поняла?

- Да, мой Мастер, - проговариваю я севшим голосом, в котором звучит несвойственная мне похоть.

Его палец по-хозяйски ложится на набухший и бешено пульсирующий «бутончик» и отодвигает тонкую кожицу, без которой крохотная «бусинка», до багровости напитанная кровью, ощущается нервом без защитной оболочки. Коснись и дернет током. Не Мастера дернет - меня.

Земля ускользает из-под ног, а голова идет кругом от электрических разрядов, которые срываются с его пальцев. Они сотрясают полнокровную головку клитора и несутся к мозгу, который, вероятно, светится голубоватыми всполохами. Он — моя единственная опора, и я льну к широкой груди лопатками и трусь попкой о ткань брюк, чувствуя под ней его твердеющее возбуждение.