Хорошая погода продержалась недолго. Снова наползали тучи, задул северо-восточный ветер с холодного Скандинавского полуострова. Безлюдными стали улицы. По утрам мороз разрисовывал стекла ледяными узорами.
В один из таких холодных и пасмурных дней, когда Карл сидел с книгой у горячей кафельной печи, в дверь его номера громко постучали.
– Войдите! – крикнул Карл, вставая.
Дверь отворилась, и он увидел Женни с Женнихен на руках. За спиной у нее стоял носильщик с чемоданом и узлами.
– Проходите, мадам, – сказал Женни носильщик. – Или мы не туда постучались?
Женни стояла молча и неподвижно. Карл бросился к ней, взял из ее рук ребенка.
– Карл, – проговорила Женни, едва шевеля сведенными холодом губами. – Помоги мне. У меня нет больше сил.
– Сейчас, сейчас, Женни!
Карл положил на кровать дочь и снова бросился к жене. Обнял ее, потом взял под руку, повел в комнату, к горячей кафельной стене. Усадил в кресло, в котором за минуту до этого сидел сам, остановился перед нею, не зная, что делать дальше. Носильщик ушел.
– Распеленай дочурку, – подсказала ему Женни. – Здесь, кажется, тепло.
Пока Карл освобождал Женнихен от одеял и платков, Женни, откинувшись на спинку кресла, казалось, уснула. Карл, взяв дочь на руки, подошел к жене, склонился над ней, спросил:
– Ты можешь раздеться сама, Женни?
Женни открыла глаза, но ничего не ответила.
– Ты слышишь меня? – с тревогой спросил Карл.
– Слышу, милый, – тихо ответила Женни. – Я совсем больна. Я думала, что не доеду. Так долго, так долго… И далеко. Мне уже казалось, что никакого Брюсселя вообще не существует… Положи Женнихен на кровать и помоги мне, – попросила Женни. – Нужна горячая ванна и горячее молоко. Это возможно?
– Да, Женни, да. И еще я приглашу врача. У меня уже есть знакомый врач. Я пошлю за ним.
Женни стало лучше лишь на четвертый день. Пока Карл спал, сидя в кресле, она сама спустилась на кухню за едой для малыша. Потом разбудила Карла, сказала:
– Ты можешь наконец лечь. У меня хватит сил, чтобы позаботиться о себе и о Женнихен. И о тебе, конечно, Карл. У тебя совсем измученный вид, мой дорогой.
– Пустое, – сказал Карл. – Сейчас я выпью чашки две кофе, выкурю сигару, и все будет в порядке.
Он улыбался. Обнял Женни, прижал к груди. Помолчали. Потом Женни спросила:
– Нам разрешили поселиться в Бельгии, Карл?
– Этого я еще не знаю, – ответил он. – Мне надо побывать у Майнца, здешнего адвоката. Он взялся помочь мне. Если ты позволишь, то я сейчас же пойду к нему. Думаю, что уже должны быть какие-нибудь результаты.
– Конечно, Карл, – согласилась Женни. – Ты можешь заняться своими делами. Я чувствую себя уже вполне хорошо.
– Я рад, Женни. Я рад, что ты здесь и что ты здорова.
Следовало бы, наверное, рассказать Женни о том, как он тосковал по ней, с каким нетерпением ждал ее приезда, какие тревожные мысли посещали его во все дни ожидания, как силой воображения вызывал ее образ, как воскресало у него где-то под сердцем желание, эхо далеких студенческих лет, написать ей стихи, полные самых нежных чувств и самых красивых слов. Но ни о чем таком он рассказывать Женни не стал.
– Я рад, Женни, – повторил он. – Я очень рад.
– Спасибо, Карл. Спасибо, мой лохматик. – Женни обеими руками пригладила Карлу волосы. – Я тоже тосковала и очень торопилась сюда, тревожилась за тебя.
Карл засмеялся, поцеловал Женни. Он был счастлив. Она говорила: «Я тоже… Я тоже…» – значит, чувствовала все, что происходило в его сердце.
Майнц встретил Карла приветливо, но заговорил не о деле, а о погоде:
– Я вспоминаю зиму в Германии, на Рейне. – При этих словах он вздохнул и мечтательно закатил глаза. – Ах, какая там зима, доктор Маркс, какая красота! Тихо, светло, лежит мягкий белый снег, дети катаются на санках с горок, у них румяные лица, они весело смеются, галдят… И все, заметьте, говорят только по-немецки…
– Тоскуете по родине, господин адвокат? – сочувственно спросил Карл.
– Не скрою: очень тоскую. Иногда эта тоска становится невыносимой. А с вами такого не бывает, доктор Маркс?
Карл не ответил.
– У меня здесь большая семья, дом, контора, большой круг лиц, которые пользуются моей помощью, – продолжал Майнц. – Словом, я крепко прирос к этой земле, доктор Маркс. А что удерживает здесь вас? Вы поссорились с прусским правительством? Помиритесь. Многие прекрасные люди, исповедующие ту же веру, что и вы, спокойно живут в Германии. Я знаю таких людей.
– Простите, каких, господин адвокат? – спросил Карл. Разговор его раздражал.
– Людей, которых в бельгийском министерстве юстиции принято называть опасными демократами и коммунистами, – ответил Майнц.
– И кого же в уважаемом министерстве так называют, господин адвокат?
– Например, вас, доктор Маркс.
– Демократом и коммунистом?! – усмехнулся Карл.
– Да, именно так. Более того – тут я выдаю вам государственную тайну, – понизил голос Майнц, – министр юстиции дал указание ведомству общественной безопасности установить за вами слежку.
– Господин адвокат… – Карл сел. – А откуда вам известно о распоряжении министра юстиции?