Неизбежное

Что до современной украинской литературы, которой я зачитывалась в студенческие годы, когда это было очень модно, то она отличалась от хрестоматийных текстов только тем, что в ней много мата и еще больше секса.

Повесть «Село не люди» популярной писательницы Люко Дашвар.

Тринадцатилетняя школьница Екатерина влюбляется в соседа, взрослого мужчину, а он в нее. Сыну мужчины школьница тоже нравится. Ради нее пятнадцатилетний пацан накачивает член парафином, послушав совета друга, и умирает. Село обвиняет Екатерину. Над девушкой творят самосуд, она убегает в город.

Это начало. Дальше трагедия за трагедией в жизни главных и второстепенных персонажей. Екатерина едет в Киев, и ее унижают в профессорской семье, где ее едва не изнасиловал хозяин. В конце концов она возвращается в деревню, чтобы стать гадалкой.

Безнадега. Тоска. Вся жизнь — боль и страдания. Сартр бы плакал.

Конечно, виновата Россия: это фон повести.

Вот профессор возвращается с ученого совета, наливает водку (конечно, «Московскую») и злится: «Проклятые москали! Даже водку приходится москальскую пить!»

На уроках не только литературы, но и истории, обществознания — везде — детям прививали мысль, что во всех украинских бедах, в том числе их собственных, виновна Россия.

Курса русской литературы не было. Некоторые книги попали в курс зарубежной литературы. Сейчас их убрали: Булгакова, Достоевского, Пушкина. Как и все российское.

По совету украинского писателя Николая Хвылевого: «Русская литература тяготеет над нами в веках, как хозяин положения, приучавший нашу психику к рабскому подражанию. Следовательно, вскармливать на ней наше молодое искусство — это значит задержать его развитие. Наша ориентация — на западноевропейское искусство, его стиль, его приемы».

Напомню: село, слезы, парафин в члене. Это что, западноевропейское искусство? Увы. С культурой вышло так же, как и с промышленностью. Связи с Россией порвали, ничего своего не построили.

Зато десять лет детей учили перекладывать ответственность и обвинять других.

Перекладывание ответственности назвали справедливостью, и на этом строили независимость и национальную идентичность.

Из всего массива произведений и авторов выбрали самые русофобские. Даже язык меняли, лишь бы сильнее отличался от русского. Насаждали диалекты как норму. Хотя тот же Тарас Шевченко все понимал и учил: «I чужому навчайтесь і свого не цурайтесь»…

Людьми с комплексами очень легко управлять. Под соусом борьбы за справедливость они будут готовы на все. Даже на самоуничтожение.

Я не историк, но не хотела бы, чтобы моим детям с малых лет закладывали в голову идею, что им кто-то должен, что в их бедах виноват другой и уж тем более что ненавистью надо гордиться.

Построение украинской «идентичности» вылилось в насаждение мании величия, основанной на комплексе неполноценности.

Украина стала гордиться тем, что она не Россия. Для такой гордости ничего не надо делать: украинец хорош по праву рождения.

Идеология фундаментализма, придуманная диссидентами, пышным цветом расцвела в годы правления Ющенко.

Основной темой антироссийской пропаганды стала интерпретация голодомора 1932–1933 годов как геноцида — любимый исторический сюжет Ющенко.

«Правда о голодоморе должна дойти до сердца каждого человека», — считал он.

Голодомор положили как краеугольный камень в фундамент национальной идентичности. В этом признавалась Чумаченко. По ее словам, голодомор накрепко врезался в нацию на уровне подсознания, менталитета и мировоззрения.

Если у других народов центральным для нации событием, как правило, выступает победа (День Победы в Великой Отечественной войне, День независимости США, взятие Бастилии), то на Украине им стало поражение — голодомор.

При Ющенко интерпретация голодомора приобрела совершенно определенные тона: не Сталин и не коммунистическая верхушка, а русские виноваты в попытке истребить голодом население Украины.

Параллельно с этим шла безудержная героизация бандеровцев.

«В моем понимании национальный герой — это человек, внесший вклад в становление своего национального государства, — делился мыслями Ющенко. — Это единственное определение национального героя. Степан Бандера, Симон Петлюра, Иван Степанович Мазепа — все они национальные герои, ведь своими действиями закладывали фундамент украинской Независимости. Это было в прошлом, и этого не вычеркнешь. Украинская политика памяти должна была очертить эти берега: надо было сказать о том, что у нас есть отличная, нерусская история, что в ней есть свои герои, мотивы и события, которые нужно понимать как свои истоки, как ответы на вопрос, почему твои деды поступали так, а не иначе. И вообще, политика памяти — не проекция в прошлое, она проекция в будущее!»

Историческое полотно и «проекцию в будущее», конечно, сочинял не дилетант Ющенко. Ее разрабатывали лощеные академические ученые Украинского исследовательского института Гарвардского университета, профессора, пропагандисты радио «Свобода».