Неизбежное. Сцены из русской жизни конца 19-начала 20 века с участием известных лиц (СИ)

- Такая у нас традиция, - сказал Чехов, - бранят человека двадцать пять лет на все корки, а потом на юбилей дарят гусиное перо из алюминия и целый день несут над юбиляром, со слезами и поцелуями, восторженную ахинею!

- Всем от них достаётся: от Левитана требуют, чтобы он "оживил" пейзаж: подрисовал коровку, гусей или женскую фигуру, - прибавил Гиляровский.

- Вот, прохвосты! - выругался Павел Егорович. - ...Ну, что ещё водочки выпьем? Под пироги? Удались у тебя, мать, пироги, во рту тают.

- Кушайте, кушайте! - пододвинула Евгения Яковлевна деревянный поднос с пирогами. - И салат ещё остался, и щи, и каша, и мясо...

- Не беспокойтесь, не пропадёт. Налейте-ка мне вторую тарелку щей, да полную, а там и до остального доберёмся, - Гиляровский подставил ей свою миску. - Мастерски вы готовите, по-южному, пальчики оближешь... Да и от водочки не откажусь, - а ты, Антоша, чего молчишь?

- У меня осталось, - показал Чехов свою рюмку. - Я лучше вина после выпью.

- Ну, как знаешь... За здоровье хозяев! За вас, Евгения Яковлевна; за вас, Павел Егорович!..

- Благодарствуйте, - ответили они, и Павел Егорович выпил водку до дна, а Евгения Яковлевна только пригубила свою наливку.

- А всё-таки Потапенко меня удивляет, - жадно поедая щи, проговорил Гиляровский. - В сущности, заурядный писатель, а носятся с ним, как с писаной торбой.

- Он пишет, чтобы нравится публике. Публика в искусстве любит больше всего то, что банально и ей давно известно, к чему она привыкла, - сказал Чехов. - А у нас теперь торжество буржуазии, и у неё свои запросы... Самое неприятное, что при этом в обществе легко культивируются пройдохи и безыдейные скоты... Впрочем, к Потапенко это не относится: он человек не злой - про таких говорят: "славный малый". Если и совершит что-то нехорошее, то по недомыслию, а не от злобы, - или из-за слабой воли, не смея идти против течения. Знаете, как в пословице: попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй... А дамы, которые его превозносят, - что же с них взять... Женщины находятся под обманом не искусства, а шума, производимого состоящими при искусстве.

- Известная история - женщина собственного ума не имеет, - по-своему понял его Павел Егорович. - Что ей кумушки наплетут, то и закон, - собственным умом жить боится.

- А на что женщине ум: её дело - дом и дети. И здесь надо с других пример брать, смотреть, как люди живут, а то дров наломаешь, не приведи, Господи! - возразила Евгения Яковлевна. - Пусть муж умом живёт, а жена за мужем, как нитка за иголкой.

- Это правда, - заулыбался Чехов. - Есть что пугающее в энергичных деловых и умных женщинах; я их, признаться, боюсь. Женщина обязана быть эдакой душечкой, во всём согласной с мужем и живущей исключительно его интересами. Если муж, к примеру, антрепренер, то жена ни о чём ином, как о театре и актёрах, и говорить не должна, - а если муж лесоторговец, то и жена должна беспокоиться, не упадет ли цена на древесину и почём нынче лес в Могилёвской губернии.

- Вот это так, это верно, - довольно закивал Павел Егорович, а Гиляровский подозрительно посмотрел на Чехова:

- Ты, что, Антон, ты это серьёзно? Это что же за философия такая?

- Кушай, Гиляй, кушай, - продолжая улыбаться, ответил Чехов. - Приятно смотреть, как ты кушаешь и пьёшь; сразу виден хороший человек. Если человек не пьёт, и не курит, поневоле задумываешься, уж не сволочь ли он?.. Что спорить о метафизике? Всё равно ни до чего не договоришься... А от еды такая приятность делается, что не надо и райских кущей.

- Не богохульствуй, Антоша, - строго заметила Евгения Яковлевна, а Павел Егорович подмигнул ему.

***

После обеда Павел Егорович пошел вздремнуть; Гиляровский хотел было помочь Евгении Яковлевне отнести посуду на кухню, но получил решительный отказ:

- Нет, хватит! Не мужское это занятие, вы меня как хозяйку позорите. Спасибо вам за помощь, Владимир Алексеевич, но пойдите лучше отдохните. Когда Павел Егорович проснётся, ещё чайку попьём.

- Пошли ко мне в кабинет, Гиляй, посидим, поговорим, - предложил Чехов. - Ты ведь набежишь, как ураган, и помчишься далее, а мы ещё долго будем жить воспоминаниями.

- Что поделаешь - работа такая, - рассмеялся Гиляровский.

- Завидую я тебе, - пожить бы так хотя бы годок, - вздохнул Чехов. - Ну, пошли в кабинет!

В кабинете они уселись на диван; Гиляровский достал из кармана большую серебряную табакерку и протянул Чехову:

- Попробуй моего табачку! Хороший табак, ядрёный.

Чехов осторожно взял горсточку и понюхал:

- С донничком? Степью пахнет донник... Эх, сесть бы сейчас на бричку на мягких рессорах, да проехаться по степи! Вот где раздолье, вот где воля!