Читаем Неизбежное полностью

Противнее всего что есть — есть времени движение.Не потому, что время, как положено, тебя меняет,но потому, что не меняется вокруг ничто.Не стоит, впрочем, этим обобщением прельщаться:лицо твоё в его овале перестало умещаться.Но от зеркал тебя отвадит мельтешениеединоликих лиц, похерив побуждениедоискиваться счастья, размножаться.Ты выкажешь презрение к немуи станешь повторять: «К чему?!»Октавой ниже жизнь — какая есть — влачится…Твоё «К чему?» — не проявленье вкуса, не частицапремудрости, а признак неготовности к движениямизлишним, недоверия к ненаступившим дням,страдающим амнезией, не ведающим срамминувших дней слепого повторения.А посему не смей роптать, что сущее — беда и горе:любое будущее в наших мыслит категориях,и жизнь — жиров нажитых и часов прожитых накопление.Ещё, должно быть, времени движениеповинно в том, что исчезает боль, —точней, о боли представление,а вместе с ним и сострадания умение.Теперь уже, когда троится нольв обозначеньи наступающего века,легко твердить: у нас, у человеков,не получилось вновь ни поперёк, ни вдоль…При этом не моргнёт у нас и векотеперь — в отличие от «до» —а если вдруг продавится слеза,то, значит, гарь разъела нам глазана этих берегах, где богу с взором мглистым,избравшему терновый путь креста,на вид поставили придурка мускулистого:подняли не на крест, — на пъедестал;и где на Магдалину — презирая, свысока —глядят сисястые «хранительницы очага».Не сокрушаться надо, — сокрушать!До самых до корней! Чтоб не собрать!А что до тех, до красных берегов,дорвавшихся до воли молодцов, —они за тридцать в серебре литых кусковотдали пастбища под золотых тельцов,под царство оскоплённых удальцов.И делать нечего: сиди.Лицо, ладонью подперев, тверди:«Всё просто… Тихо… И не светит впереди…»Не потому, что к этому пришло опять и снова,а потому, что нет и не было иного.И жди. Конца сомненьям жди,чтоб пусто стало на душе и чтоб — ни зги,иначе пулю и себе, и всем вокруг — в мозги.А если человек любимый попытается слегкаутешить: «Стань добрей и помолись!» —то попытайся и сама от гневного плевкасдержаться. Или просто отвернись.

(Пер. Н. Джин)

ПРОСТЫЕ СТРОФЫ

Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука