Мимо постов охраны они прошли к выходу. Яркое-яркое солнце, Мао привычно щурился, и морщинки возле глаз стали еще гуще. Ласточки стригли небо, ветерок пошевеливал листья, покрытые лёссовой пылью, под подошвами ее слой был толстый и мягкий, тени от деревьев ложились косо, доставая подбеленные стволы соседей, — Мао оглядывался, словно отвык от всего этого. Посмотрел на жену, взявшую его под руку, нежно прижимавшуюся. Стареет он? Пятьдесят два года — не мало. Но и не много. И не стареет он, и смерти он неподвластен. Неизменно ощущал себя вечно живым. Вечно живым он и будет! Как эти горы!
А горы громоздились, будто налезая одна на другую, и все вместе скалистыми боками стискивали Яньань — домов в городе почти не уцелело, жители обитают в норах, выкопанных по склонам, в сколоченных из ящиков лачугах. Мао у них не бывал, однако, как живут, представляет: как во всем Китае — скученность, нищета, голод, болезни. А над этим мрачным и убогим миром голубели небеса, сияло солнце, звенела тишина. И тишина располагала к стихам — в строгом, классическом стиле; которых, к прискорбию, давненько не писал: дела, дела.
И не случайно он много выступал на совещаниях по литературе, по искусству. С них-то и началась широчайшая кампания за исправление стилей работы — партийного стиля, стиля в учебе, работе, стиля в литературе и искусстве. В этой духовной чистке, которая была, есть и будет, он уничтожит без остатка догматиков и всяческих писак, предавших забвению национальные интересы Китая, посмевших так или иначе встать на пути Председателя Мао!
Едва ли не к каждому дереву клеился маузерист, и Мао подумал, что это хорошо, охрану надо усиливать, у него масса врагов, внешних и внутренних, и они готовят покушения. Вот прошла кампания по разоблачению контрреволюционеров и гоминьдановских шпионов, и многие партийные, административные и военные работники публично, на собраниях, признались: агенты гоминьдана, но обещали перевоспитаться. Задача в кампании была поставлена такая: чем больше людей покается, тем больше пользы. Теми, кто не хотел каяться, занималась специальная группа во главе с Кан Шэном, а уж тот-то знал, как добиваться признаний. А что церемониться? Конечно, позже, когда победа Советского Союза над Германией не вызывала сомнений, пришлось менять тактику, начался период самоопровержения и реабилитации: опровергни свои былые показания — и будешь реабилитирован. Впрочем, настанет пора, когда реабилитированных снова можно будет потрясти хорошенько. Такие встряски просто необходимы...
Да, необходимы. И он Кан Шэном не пожертвует. Что бы ни советовали с разных сторон. Ведь сам Димитров направил ему послание, которое он помнит едва ли не наизусть...
1. О Вашем сыне... Юноша он способный, и я не сомневаюсь, что в его лице Вы получите надежного и хорошего помощника. Он шлет Вам горячий привет.