Неизбежность (ЛП)

Мои глаза должно быть и в самом деле расширились, потому что она смеется над выражением моего лица.

— А я помогу тебе с экзаменом по Западной цевилизации, — говорит Зефир.

Булочка одаривает его скептической улыбкой.

— Зи, ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — спрашивает Булочка.

— Конечно, — нахмурившись говорит Зефир. — Зачем мне делать плохой выбор, чтобы помочь ей?

— Милый, твой взгляд на историю, немного отличается от взгляда людей, — мягко говорит Булочка.

Я вижу как она очень старается не ухмыляться, чтобы не обидеть Зефира. Зефир рычит из угла комнаты, затем скрещивает на груди руки и угрюмо смотрит.

— Я подкорректирую факты. Не моя вина, что люди ошибаются в исторических записях. Я должен знать, потому что я был там.

Я вздыхаю потирая лоб.

— Тфу, так много предстоит сделать. Я даже не знаю, где мои книги, — с сожалением говорю я. — Я должна это сделать или потеряю стипендию.

— Конфетка, у тебя ангельский интеллект. Это будет не трудно, — замечает Булочка. — Но даже если бы у тебя его не было, ты бы все равно не потеряла стипендию. Рид благотворитель вашего стипендиального фонда, и я сомневаюсь, что он позволит, чтобы тебя оттуда исключили.

Убрав руку ото лба, я поднимаю брови.

— Что? — спрашиваю ее я, осуждающе глядя на Рида.

— Ты мог в любое время лишить меня стипендии и отправить восвояси? — недоверчиво спрашиваю его я.

— Да. Но это было бы невежливо, — сладко улыбается он мне.

— Насколько близко ты подошел к этому? — спрашиваю я, ни на минуту не поверив.

— Я заполнил документы, но потом поговорил с тобой на регистрации и не смог пойти дальше, — отвечает он, взяв меня за руку и целуя ее.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль.

— О Господи, дядя Джим! Что я должна рассказать ему? Он звонил? Он знает, что я была больна? Что произошло с людьми в Seven-Eleven? Вы обращались в полицию? Где Рассел? Он тоже пропустил финал? Ты не позволил ему вернуться домой, не так ли? Он не может вернуться домой, Фредди… Альфред все еще поблизости! Мне нужно одеться. Я должна позвонить дяде, — быстро говорю я, в то время как в моей голове крутится куча вопросов.

— Брауни и я заботимся о душах; сейчас они в безопасности. Ты не должна волноваться за них, конфетка, — просто говорит Булочка, смотря на меня.

Я не знаю, что-то в этом действительно не правильно, но я это чувствую.

— Ты мне чего-то не договариваешь, — говорю я, начиная чувствовать себя параноиком, я смотрю на их лица, оторые внезапно становятся мрачными. — Где Рассел? — спрашиваю я их.

— Думаю, он внизу в библиотеке, конфетка, — мягко говорит Булочка. — Мы хотели первыми поговорить с тобой, прежде чем ты будешь говорить с Расселом.

По моей коже ползет тревожный холодок, образуя на руках мурашки. Скатываюсь к краю кровати, опуская ноги на пол. Чувствую себя такой слабой, думаю я. У меня больше не стоит капельница. Когда я была ранена, Рид уговорил кардиолога и еще нескольких специалистов из своего персонала приехать и позаботиться обо мне. Затем он стер у них все воспоминания о прибывании здесь. Сейчас они ушли, потому что я чувствую себя лучше.

Снова взглянув на выражение лица Булочки, ее лицо изменилось от вынужденной бодрости до чопорной статической мины.

— Как мне говорили, душа твоего дяди Джима, самая чистая, самая нежная и добрая, какую Жнец перехода еще никогда не имел чести встретить… — начинает она с элегантной скромностью.

— Нет? Булочка, не рассказывай мне, — в горле встает ком, а сердце сжимается. — Я не хочу знать. Пожалуйста, не говори мне, — шепчу я, встаю и пытаюсь сделать шаг к двери ванной. Я должна уйти от них. Я не могу слышать то, для чего они здесь, и что хотят рассказать мне.

Мои ноги овивает легкий ветерок, а затем Рид поднимает меня на руки.

— Эви, ты должна простить меня. Я был так сосредоточен на тебе — на сохранении твоей жизни, что ничего другое для меня не было важным.

Меня ослепили слезы.

— Не говори мне, Рид, — с трудом говорю я, приложив палец к его губам, чтобы он замолчал.

— Эви, — с ноткой вины говорит Булочка, — мы думали, что Альфред будет убегать от нас и прятаться в самой глубокой яме, которую только сможет найти. Мы не подозревали — мы пошли туда, в дом твоего дяди, но было слишком поздно. Должно быть Альфред пошел прямиком туда, так что мы, наверное, не смогли бы остановить его, даже если бы знали… — Булочка замолкает.

— Нет, Булочка! — сердито кричу на нее я, борясь с Ридом, чтобы он поставил меня на ноги.

Он это делает, но только потому, что вероятно думает, что я убьюсь, а не потому, что это произвело на него какой-то эффект.

Про хромав в ванную, я закрываю дверь. Осматриваюсь вокруг ища куда спрятаться, я выбираю душевую, вяло подхожу к ней. Включаю душ и захожу внутрь все еще одетая в белую рубашку Рида. Позволяю воде смыть слезы, которые, чувствую, никогда не закончатся. Я прислоняюсь к стенке душевой, но больше не могу удержаться на ногах, так что сползаю на пол.

Мой бедный дядя Джим, что он с тобой сделал?