Неизбежность лжи

— И тогда остается один путь — идти с письмом в самый главный кабинет и получать там нужную резолюцию. Потому что если есть только два цвета — черный и белый, только два измерения — длина и ширина, только два пола — мужчина и женщина, то не надо много ума, чтобы доказать, что белое это не черное, а мужчина это не женщина. В простом мире легко разобраться. В сложном мире — сложно. И утомительно. И нет времени. Кому-то надо доверять. Ну, хоть кому-то надо доверять. В меру, но доверять.

— И этот «кто-то» приходит и получает нужную резолюцию?

— Да. Чтобы в следующий раз другой пришел и тоже получил нужную резолюцию. Иначе нарушится баланс сил. Ты, Костя, про это особо не запаривайся. Наше с тобой дело создавать многовариантность и по возможности ей управлять.

— В интересах все тех же бенефициаров?

— Исключительно. Я так полагаю, что новые не скоро появятся.

Вот это последнее утверждение Юрия Петровича было для Кости, пожалуй, наиболее неприемлемым, вот тут-то хотелось и поспорить, потому что как ни забавляла его новая деятельность, какие ни приносила дивиденды уже сейчас, обещая приносить еще большие в недалеком будущем, но он точно не собирался заниматься «созданием многовариантности» до конца жизни или даже ближайшие десять лет. А Юрий Петрович как раз на этот период и прогнозировал отсутствие каких-либо серьезных изменений, оговариваясь, правда, всякий раз, «в том случае, если нефть не опустится ниже семидесяти долларов». Юрий Петрович формулировал свою мысль предельно просто, если не нравится как здесь все устроено — зарабатывай на достойный отдых и уезжай. И добавлял при этом:

— Система точно могла бы быть и получше, но, видит Бог, мы точно знаем, что она могла бы быть и похуже. Пока есть выбор: уезжать — не уезжать, все не так плохо.

— Это выбор ничтожной части населения, — возражал Костя.

— Скажи мне сейчас, что ты озабочен судьбой остальной части населения, и я заплачу.

— Да, — отвечал Костя, — я озабочен судьбой остальной части населения в том смысле, что Первый канал перестанет действовать в качестве транквилизатора и тогда может произойти еще один большой взрыв.

— Не произойдет, — уверенно покачивал головой Юрий Петрович, — смотри выше: пока нефть выше семидесяти — не произойдет. Если пойдет вниз, сваливать отсюда надо по-любому. Так что нужно уже сейчас озаботиться, хотя у тебя, насколько я понимаю, с этим проблемы и сейчас нет — родные примут, так что тебе вообще париться нечего.

Но в том-то и дело, что Костино состояние нельзя было описать словом «париться». В силу обстоятельств он действительно мог покинуть Россию в любой день, но возникновение набора условий, при которых ему пришлось бы это сделать, вызывало у него внутреннее чувство протеста. Протеста в отношении тех, кто при наличии таких почти что неограниченных финансовых возможностей и власти, которая разве что с первыми римскими императорами была сравнима, так неправильно все устроили, что устойчивое существование целой огромной страны зависело от того, по какой цене на фондовых биржах торгуется баррель нефти. То есть людей, на которых в конечном счете он сегодня работал и собирался работать завтра.

Нефть, однако, в обозримом будущем не грозила опуститься ниже семидесяти, скорее наоборот, что давало Косте все основания сделать вывод о том, что у него есть время разобраться с тем, существует ли на самом деле «главная военная тайна»[21], узнав которую, он успокоится, наконец, хотя бы до той степени, до которой были спокойны окружающие его люди. Исключительно в отношении «большого взрыва». Потому что во всем остальном он и сейчас был куда их спокойнее.

Глава 6