Совещание продолжалось весь день в горном домике, надежно защищенном от прослушивания. Телефоны и компьютеры отсутствовали. Еда доставлялась работником службы безопасности. После обеда члены большого жюри, пытаясь угадать намерения президента и основного акционера компании, сохранявшего величественное молчание, стали склоняться к участию в игре. Моральные соображения меркли вместе с заходящим солнцем. Материальных соображений было два. Как перебить предложение конкурента, который зашел в переговорах уже достаточно далеко и как сделать предложение допускающим отход в случае, если игра не сложится.
Пришла очередь президенту проявить свою президентскую мудрость.
— Я внимательно слушал вас всех и должен признать, что испытываю гордость за то, что работаю с такой великолепной командой. Это была очень ценная и полезная дискуссия, — начал президент, — вы совершенно справедливо указали на два основных препятствия. Начну со второго. Ни в каком разговоре мы не можем упоминать приращение абонентской базы в ближайшие два года на двести тысяч корпоративных пользователей. Если вы обратили внимание, упоминание о корпоративных пользователях отсутствует и в протоколе, представленном нашим источником. Что касается первого вопроса, то я предлагаю следующее решение: мы не будем очень сильно повышать цену за тридцать процентов акций. Мы предложим купить пятьдесят процентов плюс одну акцию по цене за акцию на десять — пятнадцать процентов выше. Таким образом, кроме входа на рынок, мы получим контроль за компанией и возможность консолидировать прибыль в нашей финансовой отчетности. — Подчиненные переглянулись в восхищении — да, этот старик еще всем нам сто очков вперед даст. — Время идет на дни. В своих выступлениях вы забыли упомянуть еще один важный момент — в России скоро выборы, и вся эта программа наверняка под выборы и будет финансироваться (такую догадку некоторое время назад в частном разговоре высказал Чарльз). У нас осталось не больше месяца, поэтому предлагаю следующий план действий. Мы выйдем на связь с представителем российской компании в течение двух дней (чего уж там, при желании и за два часа можно было выйти). Мы подписываем протокол о намерениях до конца следующей рабочей недели.
— Но эти сроки… — попробовал подать голос вице-президент по юридическим вопросам.
— Других сроков не будет, — отрезал президент. — Я не хочу больше слышать никаких разговоров о сроках. Все. Совещание окончено. Думаю, самое время выпить чего-нибудь и подумать об ужине…
— Ну? — спросил Юрий Петрович у Кости, узнав о результатах совещания.
— Без комментариев, — сказал Костя, — хотя, нет, один комментарий я сделаю. Мне еще многому нужно учиться. Хорошо, что есть у кого.
— Ладно, ладно, — засмеялся Юрий Петрович, — давай без лести, лесть тебе не идет.
— Вы же знаете, что это не лесть, — пожал плечами Костя.
— Знаю, — совсем уже по-другому улыбнулся Юрий Петрович, — давно хотел спросить тебя. Есть у тебя одна особенность, с которой я раньше никогда не сталкивался. Ты никогда не спрашиваешь, сколько заработаешь денег? Тебе же не может быть все равно?
— Конечно нет.
— Тогда почему?
— Мне кажется, это просто объясняется. По тем компаниям, которыми я управляю, я и так все знаю. А такие большие проекты, как этот, я, честно, и представить себе не могу, сколько там можно заработать.
— Но ты думаешь об этом?
— Да, но не так, чтобы часто. Вы мне обеспечили уровень доходов, которого у меня никогда не было. Семьи и детей у меня нет. Квартира есть. Потом, может быть, где-нибудь в Италии или Португалии дом куплю, но сейчас мои доходы в разы превышают расходы.
— Ты странный, — сказал Юрий Петрович, — и еще более странно то, что я тебе верю. Но все-таки, сколько ты думаешь заработать на этом проекте?
— Не знаю, скажем, полмиллиона.
— Долларов или евро?
— Евро.
— Умножь на пять и получишь свою долю.
Костя не знал что сказать. Вместо радости или благодарности первым чувством было дотянувшееся из недалекого прошлого — как несправедливо устроен этот мир. Обдало и растворилось в вечернем воздухе. Он богат и будет еще богаче, и это одна из немногих возможностей, которые предоставляет этот несправедливо устроенный мир. Он может прямо сейчас все бросить и на те деньги, что у него есть, спокойно жить до глубокой старости. Но он этого не сделает. И не из-за денег. Слишком все это увлекательно, чтобы бросить. Это не власть, но от этой болезни, похоже, так же трудно излечиться.