Неизбежность лжи

Все это отвечало на вопрос, как в такой ситуации поступать самому Юрию Петровичу, и было бы преувеличением считать, что подобное происходило с ним в первый раз. В профессиональной жизни всегда будут победы и поражения, тем более что и поражение-то сейчас не его. Если было. Так что вся горечь, брызнувшая наружу и создававшая резкий контраст с ароматами одного из последних дней солнечной подмосковной осени, была связана почти исключительно с участием в проекте Константина. Предполагал ли Юрий Петрович, втягивая Константина в проект, что дело может повернуться подобным образом? Ну не совсем подобным, конечно, но предполагал. Так что же тогда? А то, что Константин, еще сохранивший право на выход, вполне мог этим правом воспользоваться и никакой силой Юрий Петрович удерживать бы его не стал. Уход Константина не означал потерю партнера по бизнесу, он означал потерю ученика, единственного человека в этом огромном семимиллиардном мире, которому интересно было что-то объяснять, смотреть за его профессиональным ростом, спорить, не огорчаясь поражению в споре, просто разговаривать. Как странно выстроилась жизнь вокруг него, что все есть, буквально все, о чем мечтают люди, есть, а нет семьи и нет человека, с которым хорошо было поговорить про жизнь.

Неуход Кости означал бы, что по капельке поглощаемый им в течение последних двух лет яд достиг уже в организме нужной концентрации, и организм этот вместе с тем, что осталось от души, готов к переходу в систему. Который может состояться или не состояться.

Юрий Петрович взял свой телефон и, услышав голос Кости, спросил после приветствия:

— Что делаешь?

— Работаю.

— Отдохнуть не хочешь?

— Могу отдохнуть, хотя дел много.

— Тогда приезжай ко мне.

— Это куда?

— А домой прямо и приезжай.

— Даже так? Тогда еду.

— Давай, дорога вполне хорошая.

Костя приехал через полтора часа, когда на дворе без теплой одежды было уже прохладно. Но у Юрия Петровича нашлось много теплой одежды, повязали шарфы, оставили дома выключенные телефоны, вышли за ворота и пошли по дорожке между высокими заборами по направлению к лесу.

Изложение сути вопроса заняло минут пятнадцать. Костя слушал молча, ни разу не переспросил, дождавшись последней фразы.

— Так что решение окончательное и обжалованию не подлежит. Такие вот дела, мой друг.

Под ногами шуршали одинокие листья, залетевшие из-за заборов после последней уборки, воздух был такой пьяняще чистый, что хоть стихи друг другу читай.

— Говорить будешь? — спросил Юрий Петрович, поглядывая на Костю, выражение лица которого скрывала вечерняя темнота.

— А что говорить? — глухо ответил Костя. — Говорить можно или очень много или очень мало. В такие минуты настоящий мужчина закурить должен или водки выпить. А я даже и не курю, — вздохнул он, — и водки у нас нету.

— Водки нету, а виски есть, — Юрий Петрович достал из кармана теплой куртки плоскую фляжку, — хочешь так, а хочешь из стаканчика. Вот крышка — она и есть стаканчик. Будешь?

— Буду, — сказал Костя, они подошли к очередному фонарю, но Юрий Петрович опять не смог разглядеть его лица. Мимо них на небольшой скорости проехала и скрылась в воротах машина с выключенной мигалкой. Костя опрокинул в себя содержимое серебряного стаканчика. Юрий Петрович глотнул из фляжки и тихо сказал:

— Еще захочешь — не стесняйся.

— Мне как жить дальше? — спокойно, по-деловому, без надрыва в голосе спросил Костя, и это спокойствие на мгновение ввело Юрия Петровича в заблуждение.

— Как и жил до этого, — ответил он, — езжай отдохни с Лизой, она небось измаялась вся, потом вернешься и будем дальше работать.

— Вы не поняли, — Костя остановился, и теперь Юрий Петрович смог разглядеть его разом постаревшее и похудевшее лицо. — Я говорю, как мне с этим жить дальше? Я за этот месяц больше людей кинул, чем за все свои сорок лет до этого. Они уже верить начали, а я их кинул. Вы что, заранее все это знали? В чем смысл был? Там люди неплохие были среди них, там настоящие были… им и до этого непросто жилось, а теперь вовсе на куски порвут… Юрий Петрович, мы так не договаривались. Я под кидалово не подписывался.

— Ну не подписывался, — сухо сказал Юрий Петрович, — и что дальше? Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел? Скажи как, если смогу — пожалею.

— Я хочу, чтобы вы мне объяснили, как такое может быть? Как такие решения принимают?

— Знаешь, Костя, я пока тебя ждал, думал, что страна наша все более походит на монархию, а сейчас понимаю, что сравнение это некорректное. Мы не монархия — мы римская империя. Престол передается не по наследству, а по назначению — преемнику, сенат для видимости, власть неограниченная, ФСО — та же самая преторианская гвардия. Ну и решения принимаются соответствующим образом. Вот Клавдий какой-нибудь или Калигула — они решения как принимали? Советовались с кем-нибудь? Может, да, а может, и нет. И ничего, больше трехсот лет просуществовали. А мы только в начале пути. Как тебе такая перспектива на триста лет?

— И тридцати лет нет, не то, что трехсот, — ответил Костя. — И вы это знаете не хуже меня.