Неизбежность Пасхи. Великопостные письма

Почему не изгнан император-еретик? Потому что Триодь создавалась не группой цензоров, а стихией объективного культурно-исторического процесса – так это называют у нас в Гомеле. Если текст хорош и берет за душу, зачем же его изгонять?

Славянская Триодь появилась в X веке. Но уточню: это была одна из Триодей. Новые редакции и новые тексты проникали в Триодь вплоть до XV столетия. А конец этой пестроте и разнообразию был положен эпохой книгопечатания. Глобализация началась с первой печатной книги, в том числе и церковная глобализация. В 1522 году в Венеции была отпечатана первая греческая Триодь, которая сделала все частные монастырские Триоди «неконкурентоспособными». Теперь у нас есть одна Триодь – одинаковая для каждого храма и обители. Конечно, жаль, что огромная масса уникальных песнопений и молитв так и осталась в рукописях. Но наша Триодь – это огромное утешение, молитвенная и даже эстетическая поддержка для современного христианина. Только немного грустно оттого, что придут новые «Студиты» и «инокини Кассии», которые напишут что-то такое прекрасное и невероятное, что их потомки освежат свои души чистой музыкой их поэзии, а мы этого не увидим.

Святой Василий Великий никогда не слышал канона Андрея Критского.

Святитель Николай ни разу не совершал выноса Плащаницы в Великую Пятницу.

В церкви, где служил святой Спиридон, никогда не пели кондак «Душе моя».

Может быть, мы мало видели, и жизнь наша не так благочестива, но живем мы в хорошее время и у нас есть то, чего были лишены наши святые предки.

Триодь – источник радости и учебник молитвы.

Триодь – плод великопостного богомыслия и камертон, по которому мы проверяем подлинность нашего молитвенного опыта. Хорошо не только слушать Триодь в церкви, но и читать постом в тишине келлии или кабинета. И что-то подсказывает мне, что клуб читателей и почитателей Триоди год от года будет только увеличиваться.

Ужас исповеди

Если и есть причина давать священникам молоко за вредность, то это исповедь. Большинство батюшек с содроганием думают о Великом посте не из-за ограничений в трапезе, а потому что знают – пришло время «сражаться» с исповедниками. Некоторые отцы испытывают настоящий ужас исповеди.

– Чего тогда шли в попы, спрашивается?

– Чтобы Богу служить, людям помогать.

– Чем же вас исповедь пугает?

– Потому что исповедь – птица редкая в наших храмах. Все больше пустословие да духовное кокетство. Впрочем, и с той и с другой стороны.

«Жестоко слово сие»! Однако если я и преувеличил, то самую малость.

Почему именно Великий пост?

Было время, когда православный народ ходил на исповедь только постом. Тому (согласен) были разные причины, главная из которых – расцерковление жизни. Всегда был и всегда будет соблазн свести христианство к религии, найти ему подходящее занятие и поставить четкие границы в идеологии, культуре, морали. Это очень удобно, когда у христианства есть своя «экологическая ниша» и не мешающий другим ареал обитания. Христианам хорошо, миру спокойно. Как только христианство обращают в религию, тут и наступает расцерковление. Первый признак этой болезни – забвение Евхаристии. Церковь не просто живет Евхаристией, она живет в Евхаристии, являет себя только в литургии. В годы торжества православной империи вдруг оказалось, что большинство христиан бывают у Чаши раз в год – Великим постом, и не всегда по своей воле.

Великий пост считался временем говения, то есть исповеди и причастия. Отсюда такой отрадный для нас глагол «отговеть» – выполнить положенное, отдать свой религиозный долг.

Положено Великим постом идти к причастию? Пойдем. Отговеем.

Инерция этой практики жива до сих пор: Великим постом всегда больше причастников и исповедников, чем в другие дни года. Это неправильно. Правда в том, что Великий пост – это не время для исповеди и причастия, что вовсе не значит, будто постом не надо причащаться. Христиане живут Евхаристией, и не только постом. Поэтому здоровую общину отличает то, что в пост количество причастников там не намного больше, чем в другие дни.

Однако вот что волнует многих: перед причастием непременно нужно исповедоваться. Причаститься – легче, чем исповедоваться. Проще объяснить, как подойти к Чаше, чем рассказать, что происходит на исповеди. У меня есть знакомые, которые многие годы посещают церковную службу, но никогда не бывали «на духу».

Почему все это так сложно? Потому что, размышляя об исповеди, мы упускаем из виду ряд ключевых моментов, принципиальных позиций, от которых следует отталкиваться, если хотите в этом туманном вопросе разобраться. Отмечу лишь один.