Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Ни они нас никогда не поймут, ни мы их, ибо благо, по их разумению, есть зло в наших глазах, а в чем им видится порок, в том мы видим добродетель. Посуди сам и не будь излишне придирчив, если не в том порядке я преподнесу различия между ними и нами (мне некогда, а ты не поленись и отдели важное от второстепенного). Так вот, друг Кемалуддовле: мы, азиаты, верим всему, что нам скажут, а они не верят никому и ничему, у них каждый врозь и то, что говорят уста, не слышат уши; да, у нас главное — вера и падишах, — поступай, как велит вера, и слушай, что говорит падишах, живи тихо, смирно, благодари всевышнего за кусок хлеба и кружку воды и не гневи судьбу, если чем-то обделен, ибо так начертано на твоем лбу; а они постоянно спорят: и с богом, и с падишахом, и с самими собой; вечное недовольство, непослушание, дерзость и протест, мол, захочу — на голове ходить буду, и никто не смеет пальцем на меня показывать; мы живем довольные настоящим и не заглядываем в будущее, ибо за нас думают другие, а им, бестиям, все не так: и ворошат, вопрошая прошлое… и в настоящем, как жуки, роются, и будущее их волнует! У нас мужчины имеют много жен, а у них женщины имеют много мужей. У нас женщины окутываются в чадру, чтоб лица свои укрыть, а у них женщины выставляются напоказ, и это — вызов бесстыдства и признак распутства; у нас все — рабы падишаха, а у них и в падишаха камни бросают; у нас интересы массы (ты скажешь «толпы», пусть так!) превыше интереса отдельной песчинки (знаю, ты и здесь скажешь мудреное — «индивидуум»!), у нас общее — все, отдельная личность — ничто, а у них, как ты уже догадался, наоборот.

Каков корень, таковы и побеги, и каждый цветок на своем стебле распускается…

А уж этим доводом, думаю, я тебя доконаю, неужели ты не знаешь, что негры изображают черта ослепительно белым? И не то еще я припас для тебя… У нас сунниты и шииты, а у них католики и протестанты, и мы, кстати, не уничтожаем суннитов, как это сделали (и теперь делают!) католики, истребившие гугенотов накануне дня святого Варфоломея, даже королева была убита отравленным платком. Но я отсюда, издалека, вижу твою противную ухмылку — гореть тебе в аду за твои сомнения!

А Фатали, пока его рукой выводил Джелалуддовле свой ответ Кемалуддовле, вспоминал Мирзу Гусейн-хана. Еще в Стамбуле, когда Фатали гостил у него и их отношения не были ничем омрачены, Мирза Гусейн-хан, будто разговор их подслушивал сам шах, со страстью убеждал Фатали: «Мы — это мы, и нам не пристало менять свой испытанный веками образ жизни и копировать, как это пытаются делать османцы, западные нравы. Помяни мои слова, Мирза Фатали, если бы людям всех слоев удалось понять смысл исламского правления, которое господствовало лишь несколько лет при Мухаммеде, то основа. всех дурных течений была бы уничтожена. Вся Европа, весь Запад, поверь мне, друг, рано или поздно пойдет по пути ислама».

«Мирза Гусейн-хан, — возразил Фатали, — но как можно закрывать глаза на изуверства деспотической власти, фанатизм вождей, разгул черни? Нет, нам не обойтись без серьезных социальных перемен. Реформация на Западе…»

«Реформация? — расхохотался Мирза Гусейн-хан. — О наивный друг! Азиату не хватит воображения представить себе, что на свете вообще возможно какое-либо иное правление, кроме деспотического, так уж и быть, употреблю твое слово…»

Но пора вернуться к Джелалуддовле, дабы не высохли чернила на кончике пера.

Ради бога, строчит и строчит свое письмо Джелалуддовле, воротись скорее, любезнейший мой Кемалуддовле, и мы продолжим, оба изгнанные из родных своих краев, диспут здесь, попивая ароматный чай из грушевидных стаканчиков и глядя на яркие звезды. Боюсь, чтобы ты не произвел более беспорядков — от тебя можно всего ожидать на свете…

Теперь-то уж наверняка я скажу: и правильно сделали, что изгнали нас. И тебя прежде всего — ведь ты совершенный агитатор против нашей религии! Да осквернятся могилы отцов тех франков, с которыми ты имел сотоварищество и сообщество и выучился у них разным непригодным для нас бредням и вздорам. Мне кажется, что ты и впрямь рехнулся — как бы тебя не упрятали в сумасшедший дом… Я отныне буду звать тебя не Кемалуддовле — какое же ты Совершенство Державы? а Нуксануддовле, Недостаток Державы! Ради бога, воротись!

Я получил присланную тобою связку ширазского табака, пах-пах, какой аромат! а подзорную трубу, как ты и просил, купил у еврейского грамотея в угловом доме неподалеку от «Вавилона» и послал на имя продавца жемчугов Гаджи-Абдуллы Багдадского. Прощай!..

А о бабидах и их восстании — ни слова! Станет он, на ночь глядя, сон себе портить этими смутьянами-бабидами! И чего они добились? Биться головой о толстую стену — зачем?